Данила Давыдов

Поэзия сцеплений
(о книге Александра Белякова «Углекислые сны»)

Голос ярославского поэта Александра Белякова трудно спутать с чьим-либо еще — при том, что сам поэт максимально дистанцируется от стилистических самоопределений и групповых идентичностей. Впрочем, публикация его книг в поэтических сериях «ОГИ», «Воздуха», теперь «Нового издательства» - больше чем рекомендация.

В новой поэзии — не говорю современной, поскольку эта тенденция может быть прослежена как минимум от излета высокого отечественного модернизма — восьмистишие становится своего рода твердой формой. Эта ситуация требует подробного исследования; мне приходилось писать об особом статусе стихотворения о восьми строках и у Натальи Горбаневской, и у Михаила Еремина. Оба эти поэта старшего поколения могут считаться своего рода канонизаторами формы — при чуть ли не диаметрально противоположном к ней подходе. В поэзии Белякова мне видится некий синтез этих подходов. Естественно, синтез типологический: я уверен, что Беляков не отталкивался ни от практики Горбаневской, ни от практики Еремина. Его поэтический пафос ближе всего к поэтике Леонида Иоффе или Михаила Айзенберга: плотность высказывания, оставляющая чувство живого дыхания, смещение смыслов, не уходящее в шараду, но оживляющее язык, существование в естественной речи и — одновременно — максимальном количестве культурных пластов без потери ориентиров:

на ветру за глаголом глагол
облетел и затих
потолку собеседует пол
о высотах своих
спать бежать балагурить молчать
безголосый квартет
если агнец не снимет печать
значит музыки нет

Тем не менее ереминская четкая эзотеричность и горбаневская воля к диалогу сквозь гул языка составляют некую важную систему координат, в которой существует беляковское лирическое «я»:

механический воздух сутул
обещает одни повторенья
разбежался и в землю нырнул
и поплыл огибая коренья
будоражит сыпучая речь
будто сам ты хтонический голем
в этом возрасте некуда бечь
а упасть мы себе не позволим

 Новая книга Белякова отнюдь не исчерпывается восьмистишиями — просто они составляют своего рода идеальную модель беляковского стихотворения. Именно этот тип поэтического дыхания, объем высказывания, позволяет донести лирический импульс, не прибегая к окончательной редукции говоримого, но и не разжевывая смысловой потенциал высказывания. Поэзия существует не в понятиях, не в конкретных образах, но в сцеплениях, в паузах, в продолжающихся за обрывом синтагмы потенциях. Это кажется очень простым, чуть ли не песенкой:

тоску в лоскутное одень
по вечным выходным
как скудно оркестрован день
как стыдно быть дневным
у карлицы взамен лица
кромешная дыра
зато любое гоп-цаца
урежет на ура

Каждое стихотворение Белякова — целостная метафора, его надо воспринимать как единство, вглядываясь в грани и переходы.

«Книжное обозрение» №5, 2011 (7-14 марта)