|
Авторы | Проекты | Страница дежурного редактора | Архив |
|
||||
|
Стихи Стихи из книги«Небесная Фонтанка» О стихах Звери и цветыпетербургской поэзии "Я жизни не знаю я птичка" Анна Горенко. Малое собрание, Иерусалим. 2000 Человек страдающий Елена Шварц. Дикопись последнего времени. - СПб, 2001 |
|
|
|
ЧЕЛОВЕК СТРАДАЮЩИЙ Елена Шварц. Дикопись последнего времени. - Санкт-Петербург: Пушкинский фонд. 2001 Уже первые ее стихи, написанные подростком-вундеркиндом в середине шестидесятых годов, пленили тогдашних слушателей - редкой смелостью, совершенно новым пониманием музыки стиха, наклонностью к глубокому, философскому осмыслению мира. Имя Елены Шварц быстро стало легендой, обросло множеством мифологических, зачастую неправдоподобных подробностей, чему отчасти способствовали долгие годы существования в андеграунде, путь непечатающегося поэта, услышать которого можно было только на редких „квартирных" чтениях, а прочесть - лишь в самиздате. И, как ее миновала участь большинства „юных дарований", замолкающих на пороге взросления, так же счастливо она избежала и судьбы многих своих собратьев по „литературному подполью", чьи имена теперь ассоциируются у читателя исключительно с той эпохой. В последнее десятилетие Елена Андреевна Шварц стала одним из самых знаменитых русских поэтов. О ее творчестве читают лекции и защищают диссертации в лучших университетах мира. На родине же она обрела пеструю и явственно представляемую различными персонажами „литературного сегодня" толпу обожателей, поклонников, эпигонов, недоброжелателей… - этот поэт способен вызвать любые чувства, только не равнодушие. Новые стихи Елены Шварц, как и прежние, ошарашивают, буквально застигает врасплох. Эта поэзия постоянно находится в стремлении сообщить некое новое знание о мире. Не догадки, не предположения, а знание, рождающееся в процессе творчества, как философский камень в реторте алхимика. Глубоко укорененная в мировой культуре, соединяющая самые разные исторические и литературные аллюзии, религиозные и философские течения, которые на уровне массового сознания принято считать противоречащими друг другу, ее поэзия проникнута живым мистическим опытом и напряженным движением мысли. Эту живость подчеркивают характерные для Елены Шварц, впервые появившиеся в нашей поэзии именно у нее, характерные ритмические смещения, когда автор говорит то как бы запыхавшись, второпях, словно боясь потерять пульсирующую мысль, то - переводя дыхание. Голос и мысль стихотворца сохраняют свежесть и мощь, не иссякая, не теряя своего напряжения в течение многих лет. Более того, открываются все новые возможности, позволяющие засвидетельствовать: мы являемся современниками большого, ярчайше проявленного, редкого дара. Новое свидетельство тому - ее книга, вышедшая уже в нынешнем тысячелетии. Почти все стихи, вошедшие в эту книгу, написаны в последние два года. На поверхностный взгляд можно так и объяснить название книги. Но по сути, речь в ней идет о „последних временах", о которых еще в начале прошлого века так провидчески писал Блок :„О, если б знали, дети, вы…" „Дикопись" Елены Шварц есть ответ детей блоковскому „голосу из хора". О человеке я слыхала рано: Венец творенья, призрак или сон. Теперь мне кажется, что он Есть только мыслящая рана, Пульсирует, пронзен… Это, данное вослед Паскалю определение человеческой природы, прежде всего, конечно, своей собственной, - мыслящая рана - является основным пафосом книги. Еще никогда стихи Елены Шварц не были столь трагичны. И никогда, пожалуй, так пристально она не всматривалась в само человеческое „я", переносящее нечеловеческую боль. Если бы библейский Иов был поэтом, он, должно быть, обращался к Богу так же горестно и смиренно: …Над Тобою высота, Под Тобою глубина, Высота и глубина. И в одном глазу лазурном Дырочка видна, А в другом глазу пурпурном Нету дна. Поэтику Елены Шварц всегда отличал неожиданный для отечественной поэтической традиции перенос „центра тяжести" с привычной психологичности на метафизику и телесность, взаимосвязь между которыми сложна и прихотлива. Эти ипостаси в поэзии Шварц могут существовать в конфликте друг с другом, но могут и сливаться в гармонии. Ее поэтика всегда строится на резких перепадах температур. Эта особенность сохранена и в „Дикописи последнего времени", где менее всего проявлено внимание, так сказать, к „душевной" стороне человеческого горя. Макро- и микрокосм „человека страдающего" - вот что становится предметом поэзии. Порой их даже сложно разделить между собой - именно собственное страдание приближает человека к более острому ощущению общей обездоленности всех тварей в падшем мире и обреченности всего мира в целом. Вообще, телесность в поэтике Елены Шварц - это новый, неожиданный аспект „новой телесности", которая в ее понимании крепко и сокровенно связана с духом, в силу чего способна проницать самые основы человеческого бытия. Не случайно в книге преобладает водная стихия, более, чем все остальные, соприродная человеку. Ведь именно из воды в основном состоит человеческий организм, и именно в этой стихии он находится в материнской утробе (стихотворение „Перед рождением"). Сама жизнь, какой видит ее поэт, льется, захлебывается, прет через край, превращая человека в другого библейского героя - Иону в большой треске, в горизонтальный дождь. Водная стихия захватывает все, что встречается на пути. Мне моя отдельность надоела. Раствориться б шипучей таблеткой в воде! И даже пятка здесь брызгает волосом. Эта жизнь - словно бы уже за пределом переносимого человеком болевого порога. Ее море - самоубийственное, море слез, из которого родится мелкий горбатый жемчуг. Однако, внимательно вчитываясь в эти стихи, вдруг замечаешь, как, несмотря на изобилие „водных" метафор, все стихии смещаются, смешиваются, предаются полному безумию и беззаконию, меняются местами. В самых последних стихотворениях сборника возникает новая стихия, естественная в железном веке, в его скобяной провинции, где Ничего нет мягкого на свете, Кроме раскаленного металла. Еще один из мотивов этой книги, пронизывающих ее - это непрестанное круговращение, круговерть всего и вся в мире, смыкание альфы и омеги, назойливое двойничество, сила жизни, переходящая в свою противоположность. Горьким приговором миру звучит этот мотив в одном из самых страшных стихотворений книги - „Портрет блокады через жанр, натюрморт и пейзаж", где описывается Великая пятница в блокадной церкви. Бог постоянно испытывает человека на прочность - это одна из любимых тем Елены Шварц. В ее новой книге подобный мотив находит новое, поистине трагическое воплощение - в стихотворении „Трактат о безумии Божьем": Бог не умер, а только сошел с ума, Это знают и Ницше, и Сириус, и Колыма. Это можно сказать на санскрите, на ложках играя, Паровозным гудком, или подол задирая (И не знают еще насельники рая)… При всем богатстве тем, разнообразии идей и предметов в поэзии Е.Шварц, - все они, по сути, только средства, новые и новые возможности в поиске некоего абсолюта, закрытого для обыденного сознания. Именно к нему, ломая все возможные преграды, устремляется и взгляд, и речь, и само мистическое существо этой поэзии. И в „последние времена" поэта не оставляет абсурдная, как сам наш мир, …надежда на добротолюбие тех, Кто даже безумье священное стиснет в арахис-орех. Именно таким орехом стала эта книга. |
|