Авторы Проекты Страница дежурного редактора Архив

Павел Колпаков

Стихи

09.04.2005

20.12.2003


Павел Колпаков



«ТИТАНИК»

Просторный зал. Рычанье киноленты.
Рыдает и поет за рядом ряд.
Кругом пенсионеры и студенты,
           дыханье затая, сидят.

...Голубка моря, морем ты летела.
Ты выпорхнула из моей руки.
Но лайнера тугие плавники
           и опрокинутое тело...

2000



КАНЦЕЛЯРСКОЕ

Все тихо. Наточив карандаши,
беседую со стульями в тиши.
          Чужой руки не слушается грифель –
          царапает размашистей, игривей,
но поступь цепкая карандаша
по-своему изящна, хороша,
           и чудится в полувоздушном взмахе:
           кленовый царь гуляет по бумаге,
чей торопливый почерк-полувзмет
кленовая столешница возьмет
           при помощи обычного нажима
           в себя – копирка тут не приложима...

Теперь смотри, как хрупенький графит
шуршащие полцарства разграфит,
          как это канцелярское изделье
           всю комнату непоровну поделит
и вытеснит законного жильца
движением тисненого торца.

2000



* * *

Мелодия комнатной молью
заводит свою канитель,
и, звук напитав канифолью,
готова для скрипки постель.
          Поймав недоступную ноту,
          она приболела слегка
          бескрылого грифа полетом
          и конской щетиной смычка.
Своим палисандровым сердцем
ныряет, зажмурясь, в мажор.
На это хрустальное скерцо
найдетсяль какой дирижер?
          Есть средство от сердцебиений!
          Избавиться можно от них,
          устроив концерт ,как на сцене,
          в утробе шкафов платяных.

2000



* * *

Муравьиных дорожек под кожей
тайнички – заповеднички лжи.
Там становится много дороже
в сухомятку прожитая жизнь.
          Закоулочки, темные речки,
          щитовидки железная песнь:
          муравьиная, но человечья,
          но с кислинкой, прожеванной в жесть.

2000


* * *

Где молочная дорога,
нет порядка между звезд.
Между львом и козерогом
проползет молоковоз,
          и покатятся кометы
          по туманному шоссе
          у старушки Андромеды
          в неподвижном колесе,
оставляя кругловатый,
как кувшина ободок,
след на скатерти помятой
и молочной пыли вдох.

2000



* * *

Отголоски разговора
растворятся в тишине,
как броженье кистеперых
рыб на океанском дне.
          Слов бессмысленных, бесполых
          не уловишь, не сочтешь,
          и смущенный ихтиолог
          разведет руками: «Что ж...»
Но останется на пальцах
золотая чешуя,
как единственная польза
от немого бытия.

2000



* * *

Почерк равен голосу,
вдавленному в лист,
чьи словечки колются,
выползая из
           рамок, предоставленных
           площадью листа,
           где бормочет сдавленно
           пуща-пустота

2000



* * *

Загремели по дорогам составы.
Затрещали шпалы, точно суставы.
          Заметалася обходчиков ругань,
          потому что отыскали друг друга
на бог ведает каком километре
электрички. Верно, кто-то от смерти
          не умчался. Благо встретиться есть где
          на сибирском на дремучем разъезде.

2001



* * *

Это пламя. Можно дотронуться,
но руки уже не отнимешь.
Языков дрожащие конусы
и сиреневый дым над ними.
Это пламя. Пламя щебечет
и потрескивает. Неясны
и темны слова этой речи
из горячих сухих согласных.

Это пламя. Пламя трепещет,
и порхает пламя по-птичьи.
Это пламя. У этой вещи
постоянного нет обличья,
и всегда в глубине шевелятся,
придыханием опаленные,
крылья ангела. Крылья феникса.
Нисходящего по наклонной.

2001



КУСТ

1.
Я был кустом. Я был широколапым
кустом сирени. Был шероховатым,
          трепещущим, благоуханным комом.
          Его листвой, его мельчайшим насекомым.
Я был его соцветием и духом,
и напряженным, тягостным недугом
          его материи, сочащейся и пылкой.
          Я был его листвой. Его тончайшей жилкой
2.
Я был сибирской пихтой. Мощным вязом.
Лимонным деревом. Бамбуком долговязым.
          Березкой тоненькою с талией осиной
          и карликовой скрюченной осиной.
Качал ветвями. Гнул под ветром выю.
Вбирал в себя потоки дождевые.
          И если я умру, я буду похоронен
          в косых лучах звезды, запутавшейся в кроне.

2001



ПЕЙЗАЖ

С месяца сползает позолота.
Черный бархат неба гложет моль.
Чахлый лес стоит вполоборота
к рощице, остриженной под ноль.

Там, где не хватило черной ткани,
небосвод заведомо светлей.
Нанесенный грубыми мазками,
кое-где сквозит столярный клей.

Абы как сработаны домишки.
Почва не приемлет каблука.
Краски фиолетовой излишки
нам дают большие облака.

План организации пространства
явно не продуман до конца.
Спишем незатейливость убранства
на непритязательность творца.

2002




КЛЕТКА

1.
Чуден, пташка, голос твой, да горек дюже.
Оттого ли голосишь, ответствуй, друже,
          что неволя для тебя смерти пуще?
          То ли дело в зеленях, в родимой куще!
На свободе, горемыка, то ли дело!
Упаси нас боже от сего удела.

2.
Сладок, пташка, голос твой, да слаще воля.
Ан под купол неба не взовьешься боле.
          То не ветви шумные - стальные прутья.
          Так струится песнь твоя - тяжкой ртутью.
То ли дело в небе, на свободе - то ли!
Упаси нас боже от подобной доли.

3.
Не кручинься, пташка, о пропащей доле.
Все мы, слышишь, пленники в сей юдоли.
          Жалобами праздными не гневай бога.
          Бог на всех един, а божьих тварей много.
Обо всех-то он печется, все-то видит,
да каждому по прянику - не много ль выйдет?

2002


БОЖИЕ ЦАРСТВО

1.
Не говори лишнего -
славь всевышнего.
Ты, тварь, мелкота,
не бреги живота,
бо не вам, сукиным детям,
распоряжаться и володеть им.
Но за муки свои, за свои мытарства,
внидешь, аки верблюд, в божие царство.

2.
Для благолепия пущего
славь сущего.
Аще протиснешь брюшко
игольное сквозь ушко,
тебя, тварь хилую,
авось помилует,
восхитит на небеси.
О сем и проси.

3.
Ныне, братие, восславим бога,
иже могущ и благ премного,
и печется о твари своя. Засим
вознесем молитву, псалом возгласим.
А ты, сволочь, кому говорят,
наперед не суйся в калашный ряд.
Не с твоей бо рожею
лезть в царство божие.

2002




УГОЛОК

1.
В необъятном пространстве крохотный уголок
удели мне, Всевышний, - стены и потолок,
          где б я мог укрыться от чужого глаза,
          ото всех невзгод и напастей сразу.
И зашторить окна, и не ждать гостей,
схорониться ослухов и новостей.
          Не молю о дворцах, не прошу хором, но
          повели прозябать в уголке укромном.

2.
Отрекись от мира, вооружись топором
и поставь избенку заместо хором.
          Позабудь о дворцах, оставь палаты,
          пробавляйся хлебцем, ходи в заплатах.
Ты, двуногий, не искушай судьбу,
но скольки б ты пядей ни был во лбу,
          притаись в уголке, притвори калитку,
          прозябай в ничтожестве, как улитка.

2002



ПУШКИН

1.
Я встретил Пушкина на набережной Мойки,
а Тютчев – тот по Невскому бродил.
Крылов, сидящий в Летнем на скамейке.
Рылеев затевал великий беспредел.

В египетскую даль глядели сфинксы,
а Чернышевский злобствовал в огне.
Озябший, обезумевший от фикций,
Евгений примостился на спине.

Чудаковатый малый в переулке
за пазухой нащупывал топор.
Исакия лысеющим затылком
небесный свод украсился теперь.

Графиня не предвидела худого
и померла без видимых причин.
Но кто оставил с носом Ковалева?
Отмщение! не будет он прощен.

2.

Я встретил Пушкина, гуляя по бульвару.
Язык его тяжел от эпиграмм.
А также взгляд. О! грозен он, как варвар,
как молодец из сказки братьев Гримм.

Он процедил двусмысленное «Здрасьте»
(а Лермонтов черешни уплетал)
и отошел, помахивая тростью.
За апельсины в лавке уплатил.

Я встретил Гоголя в заплатанной шинели
далече, за Калинкиным мостом.
Он весь иззяб, и губы посинели.
Его непритязательный костюм.

Напрасно он недоедал, однако.
Пропали даром все его труды.
На улицах темно и одиноко.
Процентщица не чуяла беды.

2002



* * *

Спойте нам песенку, зимородок и жаворонок,
о зиме да о жарком лете!
Грета сплетает, в танце кружа, венок.
Ганс играет на флейте.

Спойте нам песенку, чтоб стало весело -
о дне солнечном, о чем угодно.
Спой нам, жаворонок, спой, зимородок – вместе ли
или поочередно.

У девчонки дерзкой расплелась коса,
озорная русая прядь коса.
Для нее и солнце светит ясней –
Спой нам, жаворонок, о ней!

И еще примостился у ног сестры
мальчуган, чьи пальчики так быстры.
Нам, зимородок, спой о нем.
Спойте хором, спойте вдвоем!

2002



ДЕРЕВЬЯ

1.
Когда деревья расправляют плечи
(а воздуха смещаются пласты),
растут они, самих себя калеча.
Их листья, что отверстые уста.
          Тогда, неотвратимо и бесстрастно,
          растут они в широкое пространство,
          пропарывая пленку облаков.
          Растения чудовищного облика.

2.
Когда деревья расправляют плечи
и вытесняют все, что есть вокруг,
их ветви напрягаются, как плети.
Но воздух неподатлив и упруг.
          Стоят они раскидисто, громоздко
          (соседа оплетающий сосед)
          и кашицу бесформенного мозга
          через соломинку сосут.

2003



* * *

Я по Неве бродил. Я видел снежный дом.
Звенящий Петроград хрустальный!
В тот день звенела рыба подо льдом,
звенели воды в ледяной постели.

Я по Неве бродил, где воздух цепенел,
снежок кружился, полыньи латая.
Канала устрашающий пенал
в тот день зиял холодной чернотою.

Я по Неве бродил, впечатывая в лед
каблук носатого ботинка.
Я оставлял недолговечный след
на снеговом покрове тонком.

Я вдоль Невы бродил. Я видел Петроград,
где ангелы отогревались чаем.
Вокруг шумел ликующий народ.
Толпились люди, нас не замечая.

2003


* * *

Древесный Моцарт, певчий дрозд,
твоей не чуден ли песни ветвистый рост?

Ответствуй, небожитель кущ,
откуда взялся ты, звонок, сладкопоющ?

- Пойми, теченье звука длит
лесное эхо, шелест зеленых плит.

Гул мелюзги, звон мошкары,
что извлекаема дятлом из-под коры