Авторы Проекты Страница дежурного редактора Архив

Евгений Мякишев

Стихи

31.12.2005

09.04.2005

14.11.2004

16.09.2002

Стихи


Евгений Мякишев


Стихи



ВЕСНА

Блудливая, глумливая весна,
Измятая, по рытвинам, по ямам,
Издалека, воспрянув ото сна,
Идёт-гудёт в обнимку с ветром пьяным;
Лениво длинным щёлкает хвостом,
Скребёт когтями за отвислым ухом,
Ночует одичало под кустом,
Валяясь средь отбросов кверху брюхом;
А днём блуждает по глухим лесам,
Зверьё секретом душным возмущает,
Грозит влахатой лапой небесам,
Капельной мочевиной угощает
Крестьян дремучих. Входит в города,
Прикрытая туманом на рассвете...
Кто эту сучку выписал сюда?
Кто за проделки дерзкие в ответе?

Я в домике лежу на канапе:
Горит камин, гашиш в кальяне сладок,
Глинтвейн горяч, любимый пёс, к стопе
Прижавшись, — спит, в квартире беспорядок
Изысканный, мечтательный уют,
Часы идут державно и неспешно,
А за окном — позорные — снуют
Глашатаи весенние. Конечно —
Весна пришла! Любовная пора!
А я б её — животную вакханку —
Загнал морозной розгой из двора
В спецьяльную провизорскую склянку
С достойной царской водкой золотой,
Заткнул притёртой пробкой и проворно,
Как джиннов, Соломон послал в отстой
На дно морское...
            За окошком вздорно
Весна хохочет, высунув язык
Весь в герпесе на волдырях прожилок,
И хамский хохот переходит в рык
Звериный, сокрушая мой затылок.

5 июля 2000


ЛЮБОВЬ

Зубами длинными сверкая,
Бредет любовь тропинкой узкой.
Она хромая и слепая —
И потому зовется русской.

В одной руке сжимая клюку,
В другой — пеньковую удавку,
Босой плюсною давит клюкву,
Цветочки хилые да травку.

И коль повеет русским духом
В глухих чащобах и низинах —
Тотчас она укроет пухом
Ловушки на своих тропинах.

Силки расставит и капканы
И, притворившись безобидной,
Развеет ложные туманы
С кривой улыбкою бесстыдной.


* * *

У девочки тоненькой ножки похожи на палочки —
И длинная шея тонка.
И бабушка девочки этой стара и слепа — очки
Её украшают слегка.
А муж её старый от славы родного оружия
Изведал большую беду:
Последнее десятилетье, без ног и без рук живя,
Он что-то бормочет в бреду.
А брат его лысый, обрюзгший безрадостен, тих, не нов;
Он девочку бьёт по руке —
За то, что красивый артист в телевизоре — Тихонов —
Её сострадает тоске...
Когда же «Семнадцать мгновений» жестоко кончаются
И гаснет дрожащий экран —
У девочки тоненькой нервный припадок случается,
И девочку прячут в чулан —
Отец её — грузчик багровый, и пьяный, и злой, как сыч,—
И мать — продавщица в ларьках,
Ей в школе кричит физкультурник - "Постой, косишь?!»
Когда со скакалкой в руках
Она подбегает к окну, что свободно распахнуто, —
Навстречу лучам и ветрам...
И тянет её мостовая — прохожие ахнут там,
Когда, вырываясь из рам
Пропахших безрадостной пылью обсосанных школьных дней,
Раскинувши руки окрест,
Взлетит она, чувствуя кожей предплечий и голеней
Холодные руки небес.


ПРОКУРОР

Горит во лбу у прокурора
Звезда из чёрных прутьев тюрем,
А воры терем его тела
Одели шорохом и тюлем.

Вот прокурор грядёт по жизни,
Ступнёй скупая мостовую, —
В его петлицах цепь бренчит,
А цапля голоса скупая,
Вращаясь, кашляет в ночи,
Но кажется, что цапель — стая.

У прокурора на ладони
Стучит железная дорога,
А на ступнях пасутся кони
И прочей живности премного.

Вот прокурор, забравшись в высь,
Уже сидит на водостоке,
Рысь представляя из себя,
Когтями всем впиваясь в ноги.
1983, 2000


* * *

В этом городе я не последний
И не первый — идущий ко дну
Водоёма распущенных бредней,
Увлекающего в глубину.
Люди здесь холодны, словно рыбы, —
Бессловесно поют о былом,
И повсюду корячатся дыбы —
Дабы зло повстречалось со злом.
Для острастки в подводных острогах
Над воротами знак остроги;
Не подковы в домах на порогах,
А капканы для крепкой ноги;
Каждый житель бросает свой якорь
На неверный болотистый грунт,
Это плуг для того, кто здесь пахарь,
И кирка для искателя руд.
Но земля не родит здесь, а недра,
Как бесплодные женщины, злы;
Задубевшие вервия ветра
Образуют морские узлы;
В этом городе-призраке признак
Жизни праведной — бледность лица:
Отличить закопёрщика тризны
От отпетого им мертвеца
Затруднительно и бесполезно —
Ведь различия, в сущности, нет...
Здесь и в праздничный день, и в воскресный
Одинаково сумрачен свет...
И пустые пространства забыты,
И прохожие движутся вспять,
Здесь за битого десять небитых
Дать готовы — да где ж их сыскать?!
Не сберечь головы одичалой,
Распластавшись в слоистой волне,
Разбивая лицо о причалы
В тине будней, — заказанных мне.
Март, 1999


ЛОПУХ

Я не стал узловатым и жёстким, не покрылся морщинистым мхом,
Я остался шершавым и плоским — в деревенском саду — лопухом.
Я торчу над землёй одичалой, приподнявшись на пару вершков,
Наслаждаясь природой усталой, шевеля бородой корешков.
Надо мною склонялся ботаник, изучая строенье моё,
Об меня вытирало ботинок городское срамное бабьё,
Несуразный, суровый геолог мною сморщенный зад подтирал,
Тёмной ночью на мне комсомолок молодой партработник барал... *
Лето минуло, осень полощет пожелтевшее тело моё —
Ей, видать, полоскать меня проще, чем рачительной прачке — бельё,
Мною ползают сонные мухи, белых мух предвещая покров,
Всё ужасней картина разрухи, и закат надо мною багров.
Впереди — не научный гербарий, не зелёное ложе для баб
И не участь подтирки для парий, а постылый, промерзлый ухаб...
Только б корни мои, корешочки, кореша, корефаны мои
В земляном неглубоком мешочке превозмочь бы морозы смогли —
Я бы ласковым вновь и широким по весне улыбался лицом
И не стал узловатым, жестоким стариком, а остался юнцом
И торчал над землёй плодоносной на не то что вершок — на аршин! —
Возвышая свой стебель бескостный выше косных навозных вершин,
Чтоб опять деревенские девки крутобёдрой сбежались гурьбой, —
И тогда бы я смог — не за деньги — насладиться их тел голытьбой,
Замечая в изломах событий и физических сил круговерть,
И магнитные токи соитий, и земли ощутимую твердь,
И чарующий дым пепелища, и проворные струи воды...
Сыщет разум достойную пищу до последней упавшей звезды!
1999


КИЗЕЛЬГУРНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
Чёрный дом, окружённый каналом с неживою, стоячей водой,
Сплошь укрытой цветным одеялом из гниющих растений; любой
Наблюдатель сторонний стремится миновать это место скорей:
Окна тёмны, труба не дымится, и не видно отхожих дверей,
В смысле — вхожих, входных — только струпья черепицы на гиблой земле.
Согласился, однако, за рупь я как-то, тщетно блуждая во мгле,
Осмотреть этот домик снаружи; изучить контрафорс, аркбутан,
Архитрав и, пока не завьюжит, начертить приблизительный план.
Облачившись в дремучую робу, я проворно провёл пикетаж
И внезапно заметил зазнобу, нивелиром скользнув в бельэтаж:
Моложавая, с мертвенно-бледным, каустически строгим лицом,
С шрамом тонким, почти неприметным на виске (ювелирным резцом
Фаберже мог на яйцах пасхальных наносить таковые, но мне,
Граффитисту рисунков нахальных, тайна вдруг приоткрылась вполне).
Я отбросил свои прибамбасы, не исполнив зловещий замер;
Робу снял, златокудрые власы пятернёй расчесал на манер
Флибустьеров не Флинта, но флирта; и когтями поскрёб по стеклу —
Улыбнулась зазноба, палитра всех цветов пронеслась по челу,
Искривился насмешливо ротик — я прочёл по бескровным устам:
«Я сегодня без сводни не против провести Вас по тайным местам!»
Распахнулась спецьяльная фортка, затхлый воздух потёк мне в гортань,
Протянула мне руку красотка, и я лихо шагнул через грань.
Сквозь гирлянды сырой паутины, по гниющим зыбучим коврам,
Мимо патины идолов, глины истуканов, по ржавым буграм
Металлической лестницы в чрево зазеркального дома меня
Повела кизельгурная дева, ледяное молчанье храня,
Как сомнамбула, шёл я по струнке, а за мною текли по пятам
Страха жалкого липкие струйки, голоса неживые, а там,
Где корявые тени хорею пляшут, — время умерило прыть —
Стало ясно: теперь не старею — нужно штрек отрицательный рыть,
Штольню дюжить, горбатиться в шахте, через гумус пробиться на свет,
Чтоб очнуться в просторном ландшафте, ощутив, что меня уже нет.
1999


* * *

В. Шубинскому

Ни криволинейный, расчерченный мрак,
Ни сонный, осенний мороз,
Ни полной луны постоянный маяк
Нас не поведут под откос;
Казённых домов на пути короба
Не скроют в ловушках навек —
Петляет окольная наша тропа,
Чащобы готовят ночлег;
Под сиплое уханье духов лесных,
Сквозь шелест болотных осок,
Из угольных ям, из завалов ночных
Едва различим голосок
Невинной, но вечно виновной земли,
Манящей своих должников
Вернуть ей котомки её и кули
Мельчайших зыбучих комков,
Заёмных песчинок звенящую персть.
Но нам в назидание дан
В блужданьях кривых указующий перст
К незримым в потёмках садам.
1999


ЗИМА

Вдоль российских полей продвигается дева нагая.
Эта дева — зима. И в руках у неё колотун
Из морёного дуба. О бёдра же бьётся тугая,
Снегом полная сумка, а в сумке — зевает колдун.

Это — юноша, узкий в плечах, аравийского типа,
Но вощёное тело его не скрывает гниющая шерсть,
Лишь из голени тянется мертворождённая липа,
Да злодейски сияют не два узких глаза, а шесть.

К Рождеству злая ель в деревенских хоромах прогоркших
Под когтистою лапою держит в плену старика
В бороде, красной шубе, с мешком, где подарков на грошик,
И Снегурочка рядом, и посох сжимает рука.

Это лживые куклы, а ель — непонятное древо,
Ведь в российской ночи уж дубовый стучит колотун,
А над полем вращается холоднокровная дева,
А из сумки, зевая, глядит шестиглазый колдун.
1983



* * *

О сад осадков, где гуляет ворог,
Где каждый чёрств, как корж,
И, как булыжник, груб.
Где женщина показывает грудь,
Ребёнок плачет, но смеётся ворон.

О город горя, где живу в осаде,
Где каждый мёртв, как сон,
И, как пастух, угрюм,
Где каждый дом напоминает трюм,
А жители не думают о саде.

...О скрипках думают в саду ворота;
Когда скрипичный ключ в дупло замка
Вдевает ключница —
Дрожит ее рука
И раздирает рот её зевота.

О сад осадков, где зимой в снегу
Ютятся статуи;
Поскрипывая, сторож
Зло землю прижимает к сапогу —
И шум шагов его едва ль ускоришь.
1983, 2000


НАСТРОЕНИЕ

Здесь холодно всегда, проснувшись рано,
Понежиться попробуй — чёрта с два:
Морозный воздух пропускает рама,
Подушка чёрствая, прогретая едва
Дыханием лица, лицо к себе прижала,
Как целлофановое, гнётся одеяло,
Свет лампы холодней, чем блеск ножа, —
Ни ночи прожитой, ни сна почти не жаль.

Я поднимаюсь быстро — за стеклом
Зима пред кем-то выгибает спину,
Весь дом ещё молчит, объятый сном,
И чем-то мне напоминает льдину,
Но с этим — дудки. До конца зимы
Я у него возьму тепло взаймы.
Мой добрый враг, мой преданный предатель,
Невидимый квартиры обитатель,
Сквозняк, изволь сегодня помолчать,
Не шастать и зубами не стучать.

Вот настроение — убраться из квартиры,
По улицам, как бомба из мортиры,
Лететь в обнимку с бабой на сносях,
Болтать стихи, пирог с грибами кушать,
Стучаться в двери и, смеяся, слушать,
Как спрашивают «кто?» — то так, то сяк.
Ворваться в дом с родильною палатой
Так, чтобы, не дойдя до верстака,
Тряхнула баба пиською лохматой
И вынула из чрева сосунка.

Вот наваждение — назвать его Ерёмой
Иль Спиридоном... Заорать: «Ядрёный,
Каков крепыш — весь в батьку, сучий кнут!
А ну-ка, девки с мамками, давайте,
Развесистые сиськи доставайте —
Пусть выберет по вкусу этот плут!»
Потом, разнежившись, очухаться и гаркнуть:
«Что, тёртый потрох, сыт ты или нет?»
И, снега зачерпнув в просторный лапоть,
Изволить удалиться на обед.

Вот наслаждение — проспавшись, дуться в карты,
Да так, чтоб в руки шли одни кокарды,
Оставить с носами понтёров... просто так
Сказать, чтоб всякий тотчас подавился:
«Наследник у меня на свет явился», —
Подпрыгнуть и отправиться в бардак.
Там, взяв, конечно же, своих любимых Сонек,
Шампанских дюжину, отменно шикануть,
А поутру понежиться спросонок,
И не задумываясь, стольник отстегнуть.

В таких вот настроеньях пребывая,
Легко у дома ждать прибытия трамвая,
Потом катиться прямо к чёрту на рога,
Где целый день, держась рукой за шаткий шпиндель,
Вытачивать паршивый винтик-шпунтик,
Не зная, для кого и на фига.
1989, 2000



________________________________
* В терминологии профессора филологии В. Н. Альфонсова значение слова «барать» эквивалентно современному «трахать».