Авторы | Проекты | Страница дежурного редактора | Сетевые издания | Литературные блоги | Архив | |
Стихи "ИДИ ТУДА (новые стихи)"ИОВ И АРАБ (стихи разных лет). Книга стихов "Оживление бубна" (2009) "Смоковница" (2010) "На реке непрозрачной" (2005) "Рядом с Чечней" (2002) "Тьма дневная" (2000) "Стихи" (1993) О Стихах Непрочитанный БартовРечь на вручении премии им. Андрея Белого ПОСЛЕ ФИЛЬМА "КАТЫНЬ" ПОЭТИЧЕСКИЙ МИР ОЛЕГА ОХАПКИНА Мальчишка-океан. (О стихотворении Мандельштама «Реймс — Лаон» Что такое «щучий суд»? (О стихотворении Мандельштама «1 января 1924») Творчество и болезнь. (Этюд о раннем Мандельштаме) Возвращаясь к Багрицкому |
Сергей Стратановский После фильма «Катынь» В 1794 году Россия и Пруссия уничтожили Речь Посполитую. Суворовские «чудо-богатыри» устроили резню в Праге, предместье Варшавы на другом берегу Вислы.(1) Перестало существовать европейское государство, бывшее форпостом Европы на Востоке. Один из самых больших европейских народов оказался лишенным своей государственности. Одно славянское государство в союзе с пруссаками и попустительстве Австрии, растоптало другое славянское государство, и на карте мира осталось только одно политическое образование, созданное славянами: Российская империя. Впоследствии наш замечательный историк В.О. Ключевский писал в своем «Курсе русской истории», что «с русским участием раздвинулось новой обширной могилой славянское кладбище, на котором и без того похоронено было столько наших соплеменников, западных славян». (2). Истоки польской ненависти к России именно здесь. Вероятно тогда и родилась поговорка «Poki swiat swiatem nie bedzie Polak Moskalowi bratem”. Эта ненависть порой захватывала людей высокого духа как, например, выдающийся поэт Зыгмунд Красиньский. Но все же многие, и в их числе Адам Мицкевич, сумели подняться над ней. В России, однако, не было единодушия по поводу гибели Речи Посполитой. В 1796 году некий аноним в "Оде на день торжественного празднования порабощения Польши" писал о ней так:
То, что было совершено нечто недолжное, чувствовал Павел I. Он освободил Костюшко, взяв с него слово не воевать против России, и с каким-то совестливым сочувствием относился к низложенному королю Станиславу-Августу, жившему в Петербурге в статусе почетного пленника. Все это, между тем, вызвало недовольство с одной стороны Карамзина, а с другой будущих декабристов, оскорбленных такой милостью ко вчерашним врагам. Тем не менее, контакты между первыми русскими революционерами и поляками были, но были они на фоне взаимного отчуждения между русским дворянством и шляхетством. Когда предводитель киевского дворянства, польский граф Густав Олизар посватался в 1923 году к дочери героя Отечественной войны, генерала Раевского, Марии Раевской (впоследствии Волконской), то получил отказ по причинам национальным и религиозным. Пушкин, узнав об этой истории, написал в 1924 году стихотворное послание к Олизару. Послание не было завершено и осталось в черновиках. Пушкин в этих стихах обращается к графу как к поэту, собрату по ремеслу:
Здесь впервые высказана идея, популярная и в наши дни. Сформулировать ее можно примерно так: мы, конечно, виноваты, но и вы тоже в свое время были хороши. Идея, убаюкивающая национальную совесть. При этом Пушкин не замечает, что пиршество поляков в Кремле вместе с Лжедмитрием (который, кстати, не был вассалом короля Сигизмунда III-го) и избиение младенцев – вещи в моральном плане несопоставимые. Известно как Пушкин отнесся к восстанию 1830-31 гг. В письме Вяземскому от 1 июня 1831, после слов восхищения генералом Яном Скржинецким, он добавляет: " Но все таки надобно их задушить и наша медлительность мучительна. Для нас мятеж Польши есть дело семейственное старинная наследственная распря; мы не можем судить ее по впечатлениям европейским, каков бы ни был, впрочем, наш образ мыслей". В стихотворении "Клеветникам России" к мысли о "семейной вражде" добавляется другая: о возможном будущем единении славянских народов под эгидой России.
С такой точки зрения Польша в составе России – первый шаг к этому единению. Здесь - одно из зерен будущего русского славянофильства. Другой великий поэт и тоже современник этих событий Федор Иванович Тютчев не говорил о "семейной вражде". Подавление восстания для него было неким жертвоприношением во имя целостности державы и, опять же, во имя чаемого единства всех славян:
Стихотворение это, однако, с червоточиной. В нем чувствуется конфликт между имперским сознанием и несомненной симпатией к польскому народу. Его тон – это тон оправдания. Тютчев пытается уверить себя и других, что подавление восстания было совершено во имя высшей цели, понятной не только ему, государственному мужу, дипломату, но и рядовому рекруту:
Тютчев очень хотел, чтобы его (не только его, разумеется) мысли о грядущем славянском единстве нашли поддержку у поляков. Был момент, когда ему показалось, что это случилось, что он обрел единомышленника в лице не кого-нибудь, а самого Адама Мицкевича. В 1842 в Мюнхене он получает от кого-то фрагменты из знаменитых лекций Мицкевича об истории и культуре славянских народов. Этот курс Мицкевич прочел в 1840-42 гг.в College de France и резонанс от него был очень велик. В своих лекциях поэт говорил главным образом о Польше и России, отстаивал идеи братства славянских народов и преодоления вражды. Тютчев был в восторге. Он послал Мицкевичу стихи. Вот отрывок из них:
Однако близость идей Тютчева и Мицкевича была мнимой. Если Мицкевича и можно назвать панславистом или славянофилом, то это было другое славянофильство. Его краеугольным камнем была мысль о свободе, причем свободе для всех народов, не только для поляков. В своих «Книгах народа польского и польского пилигримства» Мицкевич провозглашал, что «родина там, где плохо», ибо где только есть угнетение свободы в Европе и борьба за свободу, там идет борьба за Отчизну». (5) Для русских же славянофилов важнее свободы был идеал смирения:
Если во время событий 1830-31гг. люди сочувствующие полякам в русском обществе и были, то они не могли высказаться публично. Иная ситуация была во время восстания 1863-1864 гг. Уже появились первые ростки революционного движения, в Лондоне издавался «Колокол». Герцен в «Колоколе» открыто выступил на стороне восставших. «Мы с Польшей, - декларировал он – потому что мы – за Россию. Мы со стороны поляков, потому что мы – русские. Мы хотим свободы России. Мы с поляками, потому что одна цепь сковывает нас обоих». (6). Я выписал это высказывание, надеясь, что в моей статье оно будет иллюстрировать достигнутый к тому времени уровень взаимопонимания. Но глубже вникнув в предмет, я осознал, что как раз взаимопонимания между повстанцами и лондонскими агитаторами (Герценом, Огаревым, Бакуниным) и не было. Слишком различны были цели. Повстанцы желали независимости, а лондонцы – социальной революции в самой России. Но такая революция была тогда в России не просто невозможна, она была не нужна, поскольку правительство встало на путь реформ. Лондонцы надеялись на совместное выступление поляков и русских войск в Варшаве. Этого не произошло и, слава Богу, что не произошло – поскольку это означало бы гражданскую войну. И почему, собственно, русские солдаты должны сражаться за чужое и непонятное им дело, сражаться против своих? В связи с этим стоит заметить, что включение в состав империи народа с иной историей и, следовательно, с иными историческими задачами это проблема не только для власти, но и для оппозиции. Герцен и его единомышленники видели единство там, где его на самом деле не было. Восстание было подавлено и подавлено жестоко. Что было дальше? Активное участие поляков в русском революционном движении. Карикатурные «полячишки» Достоевского. Владимир Соловьев, отводивший в своей утопии полякам роль посредников между Римом и русским царем. (7). В начале XX века отношение к Польше большей части русского образованного общества было сочувственным. «Огромная часть ее [русской интеллигенции – С.С.] дружественно смотрит на Польшу» свидетельствовал живший в Петербурге польский писатель Тадеуш Налепиньский в статье «Душа Польши» (8)) Особо следует сказать об отношении к полякам Толстого. Сохранилось его устное высказывание об этом. В дневнике Н.Н. Гусева под датой 1 июля
1908 года записано:
«На днях Лев Николаевич сказал:
Во время Первой мировой войны в Австро-Венгрии был образован польский легион. (Этому предшествовало обещание императора Франца-Иосифа преобразовать империю из двуединого в триединое государство: Австро-Венгро-Польшу). Легионеры храбро сражались против русских и в связи с этим молодой тогда Осип Мандельштам написал стихотворение “Polacy!” Оно было напечатано 25 октября 1914 года в массовом журнале «Нива». Привожу его текст полностью:
Весь тон этого стихотворения заставляет вспомнить пушкинское «Клеветникам России». Но оно - о другом, оно направлено против национального эгоизма, даже если этот эгоизм исторически оправдан. Ведь воюя на стороне австрийцев, легионеры тем самым воевали и против Сербии, которой грозила участь Польши. Да и прочие славяне (чехи, словаки, русины) смотрели на Россию совсем не как на врага.(10) Октябрьская революция радикально изменила образ Польши в русском сознании, точнее в сознании тех русских и нерусских, которые приняли большевизм. Из вечных возмутителей спокойствия поляки превратились контрреволюционеров, мешающих мировой революции. Обретшая независимость Польша стала восприниматься как «панская» и поэтому война 20-го года понималась как продолжение войны гражданской, как война против «панов» за «хлопов». Лучше других это выразил Бабель в своей «Конармии»: Восприятие независимой Польши как «буржуазно-помещичьего» «панского» государства насаждалось советской властью и тиражировалось советскими писателями. Вспомним хотя бы образы поляков в знаменитой книге «Как закалялась сталь» и особенно в неоконченном романе того же автора «Рожденные бурей». Этот стереотип очень помог Сталину в 1939 году, когда в союзе с Гитлером это «плохое» государство снова было уничтожено. Фактически повторилось то, что произошло в1794 году, даже территориальные приобретения были во многом те же. Катынь и была следствием этого главного преступления. Я не люблю слова «покаяние». Понятие это религиозное и имеет отношение к отдельному человеку, а не к народам. У меня это слово ассоциируется со средневековым обычаем самобичевания, и в нем нет устремления к конструктивному действию. Более приемлемым мне кажется толстовское слово «отплата». В чем она состоит? Во многом, и в частности в признании расстрелянных в Катыни жертвами сталинских репрессий, что до сих пор не сделано. То, к чему я призываю, может быть, лучше меня сформулировал председатель общества «Мемориал» Арсений Рогинский:
«Конечно мы, наши дети, не несем вины за сталинское руководство, за этот страшный расстрел. Но мы несем ответственность. В чем она? Ответственность наша в том, чтобы мы назвали преступление преступлением, в том, чтобы мы помнили о нем, чтобы постарались понять и ----------------------------------------------------------------------------------------- |