Авторы Проекты Страница дежурного редактора Сетевые издания Литературные блоги Архив
Дмитрий Григорьев

Стихи

02.09.2015

28.02.2010

14.05.2006

14.11.2004

Из стихотворений
2001-2002 гг.

Дмитрий Григорьев

* * *

Нарисовать дома,
деревья, запорошенные снегом,
над ними — перламутровое небо,
нарисовать людей, собак и кошек,
белый дым из труб,
облака морозные, слетающие с губ
прохожих,
словно пузыри, в которые можно вписать
всё, что нарисовать невозможно.

А то, что даже нельзя представить,
поместить в багажнике синего автомобиля,
на котором приехали художники,
чтобы дорисовать то, что мы забыли.

 

Рисовальщица песком на стекле

На прозрачное стекло
она бросит гость песка:
нас еще не замело,
мы еще видны пока.

Она пальцем обведет,
вокруг пальца обведет,
и ладошкой разотрет
желтый маленький бархан:

где лицо — там станет дом,
в небе — птицы силуэт,
а вокруг темным-темно,
и едва проходит свет

сквозь ворота из песка,
за которыми летает
нашу жизнь перебирая
ее легкая рука.

 

* * *

То ли куст стоит, то ли костер горит,
черное пламя — мертвый огонь,
я ольху срубил, горький сок пил,
белый день искал
у чужого костра:

там сидят какие-то рыбаки —
лица в саже, слова в пыли,
говорят: мы солнце вчера сожгли
красиво горело, плевало огнем
но никто не жалеет о нем,
теперь в костре тихо тлеет луна,
когда догорит — еще звёзд до хрена,
и мы не уйдем, пока всё не спалим
так что ступай приятель на…

А в моих глазах лишь ольха-река,
Чья кровь темна и на вкус горька.

 

 

 * * *

Гвоздь золотой, полярная звезда,
вся моя добыча — небесная руда,
куски синего, белого льда
и просто вода.

Темная змейка между камней
рисует круги моих будущих дней,
где Эрлик варит души в котле
и туман плывет по земле.

Темная змейка рисует круги,
но я каждый день становлюсь другим,
и когда наступит Страшный суд
меня не узнают и спасут.

 

 

* * *

            …По закрытым глазам проведет лапкой плюшевый кот.
            Дитя взрослым проснется и больше кота не найдет…
                                                                       Алла Горбунова
Вокруг избушки еловый лес,
из иголок плед, слюда на окне,
где древние рыбы стоят во сне
стерегут тусклый лунный свет.

В доме встречают Новый год,
ледяные игрушки в глазах блестят,
тянется к ним дитя и растет,
на еловых шкурах розовое дитя.

Его плюшевый кот ушел через лес,
роняя опилки на синий снег,
становясь тенью самого себя,
стирая до ветоши лапы,

чтобы вернуться на этот свет
мотыльком, чей невидимый след
перечеркивает саму смерть
в желтом пламени лампы.

 

 
* * *

Дорога к отвалам, похожим на горы,
рваные птицы над зубьями леса.
Тянутся попутные разговоры —
шаланда, гружёная мертвым железом.

Минуя кольцо, поворот на заводы,
вдоль серого корпуса в желтых огнях,
по трассе разбитой, где прошлые годы
стоят на обочине, руку подняв,

мы выедем в поле за дальним отвалом,
достанем из сумки закуску и водку,
и будем смотреть, как, включив стопсигналы,
солнце уходит на переработку.

 

 * * *

Реки, которые нас уносят,
желтые, белые, черные, чаще мутные
чем прозрачные,
начинаются весной
заканчиваются осенью,
где домики дачные,
сад-огород,
где реки, которые нас уносят,
наши дети легко переходят вброд.

 

 

 

 * * *

На станции
продают разное:
пирожки жареные,
выпечные,
малосольные огурчики,
яблоки,
печенье, пиво и газированную воду.

Лишь одна старуха
торгует звоном
пустых банок
и старыми песнями
о победе над фашистами,

сердобольные пассажиры
расплачиваются с ней
мелочью, оставшейся от пирожков,
огурчиков,
и прочей снеди.

Но когда поезд трогается
и дальше едет,
в стуке колес проступают
звон пустых банок
и хриплая песня
о нашей победе.

 

* * *

памяти Леонида  Аронзона

Летит собака на Пегасе сквозь облака,
поэт заснул, но свет не гаснет в черновиках:
по ним гуляет птица смерти, чей клюв — ружье,
и словно порох сгорают строки в глазах ее.

Возьми волшебный выключатель, нажми рычаг,
тогда и счастье и несчастье уйдут во мрак,
где кто-то дышит часто-часто, дрожит рука,
летит собака на пегасе сквозь облака.

 

 * * *

Агрегат еще не готов,
но какой-то гад привел котов:
разноцветных котов,
прелестных котов,
ниспровергателей всех
основ.

И мне остается, открыв рот,
смотреть, как по ветке лезет кот
чтобы словно банку молока
смахнуть с неба облака

впрочем:

к чёрту работа и агрегат,
золотое руно не вернуть назад,
и кусочек шагреневой кожи
уже разглядеть невозможно,

и мне остаются только сны
в свете корявой полной луны,
где Авеля сердце насквозь протыкает
черными вилами брат его Каин

и мне остается еще потом
смотреть, как время чудесным котом
крадётся в траве за птицей.

Но та, всякий раз, когда прыгает кот
пролетает немного вперед
и снова в траву садится.

 

РОМАНТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ

Аллегории надоели
она — вода, он — огонь
она шипит, когда на ее теле
его ладонь.

но потом он становится дымом
а она — паром,
в итоге — вполне совместимая
прекрасная пара!

 

ДУРАК НА ГОРЕ

Многие мысли приходят в голову,
но я их в голову не беру,
чтобы мозг не плавился оловом,
а был золотом на ветру!

Многие мысли вокруг летают
стайками быстрых и ловких тварей,
но я отгоняю их серой сталью
глаз пустых и пропахших гарью,

многие мысли лежат в глубине,
словно чудесный и редкий клад,
но если они вдруг встречаются мне,
я быстро их прячу назад!

И если  я плачу — то это ручей
между камней бежит по склону,
и если смеюсь — это просто ручей
наполняет меня своим звоном.

 

НЕБЕСНЫЙ МЕХАНИК

Человек-птица с большим клювом
залез на башню, поднял флаг:
днем он похож на флюгер,
а ночью на маяк.

По утрам он проветривает небеса,
и тучи становятся белее,
а иногда купается сам
в созвездии Водолея.

Но его работа — чинить механизмы
тяжелых звездных ворот:
слишком много срывается вниз
метеоритов в год.

Говорят, его нет и не было,
видят его лишь немногие:
люди редко смотрят на небо,
чаще себе под ноги.

Но если тебя ветер носит,
(или ты в облаках летаешь
независимо от погоды)
помоги ему смазать оси
и поставить на место ворота.

 

* * *

Тьма увеличивает, свет уменьшает
ибо сам велик,
во тьме ты белая и большая,
а на свету — пылинка,

и мы сможем друг друга встретить
в каком-нибудь полусвете,
а после уйти как в тюрьму
в вечности полутьму.

НЕ ОТПРАВИТЬ ПИСЬМО

Какой-то конфликт происходит в сети,
виртуальный ветер сносит крыши,
дальше сервера письма не могут уйти,
и сквозь помехи слышно,

как в каждом е-мэйле лает собака,
совсем не желая нести мои письма,
а на экране недобрым знаком
летучая мышь постоянно виснет.

Остается курьером на велосипеде
лететь по проспекту вдоль спящих домов,
стучаться в двери, будить соседей,
словно большое живое письмо.

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ ПОЭТА

когда я вернусь…(А. Галич)

На твою голову как снег
когда я выпаду в осадок,
ты скажешь: «этот человек
стал неприятен мне и гадок».

Когда я выпаду как дождь,
и по твоей ударю крыше,
ты уши в трубочку свернешь,
чтобы мои шаги не слышать.

Когда я выпаду как свет
и прыгну зайчиком в кровати,
твой друг меня рукою схватит
и разобьет о твой паркет.

Когда я выпаду с небес
и пропаду на этом свете,
то не смогу тебе ответить
зачем на них однажды влез…

* * *

Что мне сказать тебе прежде
чем станет водою чернеющий снег,
я могу быть ленивым  и нежным,
но мне надо лодку построить к весне.

Мне надо смолой заливать словно кровью
сосновое днище снов долгой реки,
где бьется вода словно сердце живое,
когда к темным лункам идут рыбаки

и золото рыб рассыпают под ноги,
и звёздам-чещуйкам не знают числа…
По высокой воде я пройду все пороги
навстречу тому, кто не видел весла.

 

 * * *

Гуси-лебеди летят над гнездом кукушки,
а в карманах медяки да вина баклушки,
книжные кораблики ест морская пена,
все бумажные слова потеряли цену,

мы валяем дурака на песке прибрежном,
я еще живой пока, ласковый и нежный,
я еще с тобой пока, как дурак в песке,
мои губы — облака на твоей щеке.

* * *

Люди на детском рисунке
в цветных одеждах и причудливых шляпах —
всего лишь след пальцев левой руки,
перепачканных в краске.

Эти люди идут вдоль реки,
становясь все отчетливее и прекраснее,
но правой рукой нарисовано солнце
и дом с огромной трубой.

Люди поют и не знают пока,
что исчезнут однажды и дом и река,
что остаются лишь одни
черного дыма клубы
из этой огромной трубы.

 

ВАРАНАСИ

Мертвые плывут по Ганге —
птичьи корабли,
человек, покрытый пеплом,
в колокол звонит,

Ганга старая, большая:
храмы словно шрамы,
для одних она чиста —
для других отрава.

Завтра я оденусь в пепел
тех, кого сожгли...
Но у Ганги не бывает
ни вчера, ни завтра.

 

ПАМЯТИ АНДРЕЯ МАДИСОНА

Он сжимает в кулаке
ягоду черники
чтобы бросить ее в снег
первой буквой книги,

что напишет человек,
твердый словно камень:
в бороде сверкает лед
новыми стихами…

Небо спрятало за спину
свой прозрачный нож,
ягода лежит в снегу —
слаще не найдешь.

 

ВОТТАВАРА

Мы встретимся на Смерть-горе,
похожей на спящего медведя,
у него еловая шерсть
и лапы опущены в болото.

На Смерть-горе в ясную погоду
тропы змеи ползут к луне,
а в дождь прячутся под камни,
забираются в глаза спящих шаманов,
в муравьиные норы.

Мы встретимся на Смерть-горе,
где лиса по утрам тявкает на ворон,
и старый грибник в темном плаще
наши дни собирает в плетеный короб:

он рассыпет их наверху,
под серые камни, в гниль-труху,
когда мы придем на эту гору.

 

МОРОЗНОЕ УТРО

Стая легких времерей! Ты поюнна и вабна..,
В. Хлебников.

 

Здесь кончаются деревья, начинаются столбы,
на окне моем узоры: ели, сосны и дубы,
путь исчезнут они скоро, но пока дышу в стекло,
чтобы этот зимний город белым лесом занесло.

С каждым выдохом все гуще поднимается листва,
под ногами в синих лунках дремлют щука и плотва,
каждый выдох это слово, что нельзя произнести,
обжигающее словно снежный ком в моей горсти,

и звенят листвой деревья в новогодней мишуре
рассыпая мое время стаей быстрых снегирей.