Авторы Проекты Страница дежурного редактора Архив

Арье Ротман

Стихи

 Плач Иеремии (Эйха)

 Стихи, псалмы, Песнь Песней

 Стихотворения и псалмы 2008-2009 гг

 Стихотворения и псалмы 2007 г

 06.08.2006

 20.03.2004

Из книги «НИНВЕЙ»

Арье Ротман

Стихи, псалмы, Песнь Песней.

Стихи

Хорошо темперированный клавир

Здесь правая и левая рука
беседуют как шуйца и десница,
и миру Слава Божия легка,
и радостна Господня колесница.

Хрустальный звон идет от всех планет,
печаль неотличима от природы.
Мир сотворен, но в нем разлада нет,
собравшись в хоры, славят свет народы.

Журчит ручей. Неугасимый Бах
бесхитростную делает работу.
День истекает в будничных трудах,
а звуки Божьи празднуют Субботу.

* * *

Устал я марать бумагу,
слова – небольшая честь.
К утру от простуды слягу,
когда поднимусь – Бог весть.

В спокойном жару под старость
болезнь течет, как река,
блаженна душе усталость,
смирение старика.

Оставь меня с миром, Боже,
будь к кающимся нежней.
Устал я Тебя тревожить,
Ты вечно другим нужней.

Отдай им любовь и ревность,
все то, что я сам не смог.
Старость – сродни ей древность,
старше ее лишь Бог.

Сибелиус

Метелью я полон в пустыне Иуды,
теплом леденящим, аллюром ночным.
Сквозь снег притянули болотные руды,
скрипач гельсинфорсский с огарком свечным.

Зовет твоя заверть и нет мне пощады
от вьюги слепящей и песни простой.
Утишь колокольцы, не надо, не надо,
минуй, уходи, нет, останься, постой!

Сыграй мне прибоя декабрьские брызги,
штормящую стылость, чей вкус на губах.
Я слышу полозьев щенячие визги,
я паром ноздрей лошадиных пропах.

Пока от терзающих струн не проснулась
полярная фея, выжлятница стай,
воспрянь, распрямись удалая сутулость,
присвистни, прищелкни, бразды разметай.

 

* * *

Вдруг что-то меня отделило
от башен, оград и полей
обманная грозная сила
свинцового сна тяжелей

забыв свое время и имя
растаяв под взором святым
с купиною неопалимой
пылал я огнем золотым

по мне пробегали столетья
как тихая рябь по реке
над миром пытался взлететь я
но съежился мир вдалеке

безмысленно и бессловесно
ни ночи не помня, ни дня
как камень я падал отвесно
и утро поймало меня

о Господи, что это было?
зачем возвращен я земле?
Тобой мое сердце забило
как ключ на синайской скале.

 

* * *

Мы во времени разминулись
и поэтому не для нас
перекрестки заснеженных улиц,
коготков ажурная вязь.

Ты продышишь в окошке лунку,
и попробуешь распознать
птичьих лап на снегу рисунки,
птичье слово, наш тайный знак.

Это слово пишу я разным,
то суровым, а то простым,
по утрам просыпаясь грязным,
вечерами ложась святым.

И рассказываю, полусонный
не словами – нам слов нельзя,
будто каплей в твой сон бездонный,
в твой неведомый сон скользя.

 

* * *

Для того ли я сердце листал холодея,
узнавал узорочий разбитые лица,
чтоб скрижалью сковалась во мне Иудея –
я ведь только из слов ее жаждал напиться.

Но надвинулась плотью, литою прижала,
затомила танцорами, чревная тучным,
на камнях мое сердце как мясо лежало,
я довольству свисающих слюн не обучен.

Самодельные дни свои прятал в испуге,
бичевал себя свистом змеиным, судейским.
Я метался один в заколдованном круге,
заклинанья чужие шепча по-халдейски.

Но на клекот и писк по каменьям горячим
приползли ослепительных гадов химеры.
Столько лет в темноте оставался я зрячим,
а ослеп на свету, расточенном сверх меры.

 

Душа

Повстречай ее в царствии света
светлячком, малосильной звездой.
Незаметнее всех незаметных,
свила птаха к отлету гнездо.

Невидимкой хотела родиться,
невидимкою век скоротать,
но Господь сотворил ее птицей,
научил по-людски лепетать.

От людей забивалась в испуге
и не помнила с ними родства.
Ни единый не стал ее другом,
из другого она естества.

Повстречай ее там, где осанну
светлогласые хоры поют.
Потянусь ли за нею – как кану,
тихий свет мой, подашь ли приют?

 

Пыль

Племенами бредущими тяжко
я истоптан в пыли веков.
Стал я лакмусовой бумажкой
в душегубках грузовиков.

Проходили по мне столетья,
и пьянея от Божьих ласк
били пыльные тропы плетью
на повинном пути в Дамаск.

Хорошо потрудился я с ними,
кровь ли впитывал, пил ли пот.
Поступь Господа пыль подымет,
поступь Господа пыль прибьет...

 

* * *

Звал, кричал и метался,
но солнце обидное
не сходило ни разу с железных путей.
Как устал я всю жизнь признавать очевидное,
вздохи слов шевелить на ушко глухоте.

На излете и думать о смысле не хочется,
страх и тяжесть камнями живут на груди.
Дай мне лапу на память, мое одиночество,
а потом уходи,
уходи,
уходи.

 

* * *

Пережив удивление свету
как мне жить в опустевшем саду?
Ничегошеньки больше здесь нету,
ничегошеньки тут не найду.

Только хлопья пустынного снега
только черной воды благодать.
Ни плода, ни ростка, ни побега,
Ни корней, ни могил не видать.

Закричишь – не сбегутся глухие.
Позовешь – не придут дураки...
Угасил бы я очи сухие,
да у страха глаза велики.

 

Лех-леха

Почему не остался я в Уре парадном,
нелюбимый Всевышним, но милый родне?
Кто велел мне пылить с авраамовым стадом,
пронизать мирозданье, чтоб кануть на дне?

Не хотел я вступать в непосильные дали,
но рассыпался мир подо мной как труха,
и стучали подошвы горящих сандалий:
лех-леха, лех-леха, лех-леха, лех-леха [1].

Я пошел как слепой, натыкаясь на камни,
отгоняя ладонями дум своих смрад.
У шатров подавали пригоршни греха мне,
за постой отбирали в селеньях наряд.

Исходил я тоской на радениях вялых,
с блудниками в рогожном тепле бедовал.
Сгустки боли своей источал и глотал их,
а иного мне сроду Господь не давал.

 

[1] Этими словами Всевышний отослал Авраама из Ура Касдимского в Ханаан: «И сказал Господь Авраму: ступай, уйди (лех леха) из земли твоей, от родни твоей и из дома отца твоего в землю, которую Я укажу тебе». (Берешит, 12:1).

 

Обе жизни

Все мне кажется снегом седой известняк,
желтоватый, прокуренный, хворый.
Будто слышу, как дальний стучит товарняк,
и гудит, подходя к семафору.

Запульсирует кровь и обманет виски,
заиграет недужная вена,
и на милость дурной, захудалой тоски
выдаст сердце, больное изменой.

Будто делится плоть дождевого червя,
расползается чревная слякоть,
так душа моя рвется, разрывом кровя,
обнажая в конвульсиях мякоть.

И встают обе жизни, как вдовы солдат
перессорившихся и убитых,
словно я своей долей двойной виноват
в их рыданьях, в две глотки провытых.

 

Мечта людей

Мечту людей
не впитывает сухая твердь
сжимающая горло любому.

Как слезу без упрека
не спеши ее со щеки стереть –
мечта ни о чем не просит
и всегда одинока.

Мечта людей мне ведома,
когда милосердие погружает в сон
(никто не зол сам с собой, засыпая).

Я слышу ее
как дальний-предальний звон
давно оставленных маят.

Сестра ее тайная детскость.
Она сухое дерево,

машущее последней не спиленной веткой.

 

 

Псалмы 

 

143 קמ''ג  

Давида песнь.

 

Господи, услышь молитву мою,

к мольбе покаянной преклони слух,

в праведной верности ответь!

Не суди заслуг моих, грехов не взвешивай –

правой пред Тобою выйдет ли тварь живая?

Загнал враг душу мою,

к земле придавил, в очах угасил свет,

уподобился я мертвецу во тьме,

в яме узником изнываю.

 

Обеспамятел дух мой, сердце оцепенело.

Вспоминаю дни древние,

мыслю о деяньях Твоих,

о свершениях говорю.

Тяну руки с мольбой,

душа как земля иссохшая задубела,

откликнись, не медли, Господи,

ибо смертной жаждой горю.

 

Не скрывай лица от меня!

Пусть не уподоблюсь сходящим в могилу.

Милость возвести с зарей, на Тебя уповаю!

Укажи путь – и душа к Тебе устремится.

Боже, надежда моя, защити,

чем еще укроюсь от вражьей силы?

Научи воле Твоей, направь добрым духом,

путем ровным веди, дабы не оступиться.

 

Ради имени Своего великого, спаси, сохрани,

Боже правый, от гибели избавь,

помилуй, Судья благой!

Милосердный! Врага лютого порази,

притеснителей моих в аду схорони,

ведь я в доме Твоем рожден –

сжалься, сжалься над верным Своим слугой!

 

כ"ב  22

Главе хора на «Утреннюю звезду»1

Давида песнь

 

Зачем Ты меня оставил, Боже?

Спасенье мое,

внемли ярости скорбной рыку.

Утрами рыдаю – а Ты безмолвен,

мольбы мои тьму безответную гложут.

Не Ты ль за безмерную милость хвалим,

Святой Израиля, Бог великий?

 

На Тебя отцы уповали,

к Тебе лепились с надеждой,

в беде полагались крепко, взывая к Богу.

Упований наших Ты не обманывал прежде,

что же ныне со мною творишь, убогим?

 

Червем растоптанным враг меня числит,

не мужем брани.

Гнушается чернь;

стать посмешищем я не чаял.

Не милует ближний,

всяк видящий словом язвящим ранит,

губу выпячивает глумливо,

чмокает, головой качает.

 

Душу пред Ним обнажу,

и укроет Господь Превечный.

Раскаявшиеся желанны Тебе; избавь их, Боже!

Из материнского чрева извлек Ты меня,

у сосцов упокоил млечных.

Не оставь, ибо страхи грядут!

Ты не поможешь – кто же?

 

Быки башанские меня обступили,

окружили могучие,

львы рыкающие пасти разинули,

добычу терзать окрест.

В страхе плоть моя обратилась в воды текучие,

заплясали кости, сошли с мест.

 

Сердце во мне воском истаяло,

нутром поплыло,

язык к гортани присох,

истрескалась глиною плоть,

сила и свежесть стали тленом могилы.

Так судил Ты меня, Господь.

 

Свора падальщиков вокруг,

псы лающие беснуются от злости,

как льва поймали меня,

руки и ноги спутали, набросили сеть.

Все члены мои избиты, пересчитаны кости,

Галдели ловцы, науськивали,

гнали затравленного: геть! геть!

 

Как добычу рвали платье мое,

на жеребьях делили одеяние.

Не оставь, выручи, Бог отцов,

от меча защити,

душу грешную спаси от злодеяния,

единственную мою – из пасти псов.

 

Спасением откликнись зову,

из зева львиного вызволи,

с буйволова рога.

А я братьям об избавлении поведаю,

в общине славящих

имя Твое прославлю.

Богобоязненные превознесут его,

семя Якова почтит Бога,

в трепете возвысится Израиль.

 

Ибо Ты мольбы мучимого не презрел,

внял с приязнью,

отверженным не погнушался,

не сокрыл лика.

Исполню обеты перед общиной боязненной,

воздам хвалы Господу,

полнящему уста мои – в собрании великом.

 

От жертв щедрых насытится смиренный,

ищущие Бога прославят Его –

благословенны они во все роды.

Пробудятся праведные, вспомнят Господа,

и от края вселенной

к Нему поклониться придут народы.

 

Ибо Господь царит над племенами,

перед Ним благоговеет вселенная,

от благ Его утучняется плоть.

Власть над живящим духом есть ли у тлена?

Падите ниц, смертные,

ибо все в Его воле,

податель жизни Господь.

 

Род уйдет и придет род,

на служение встанет тоже.

О Господе уходящий поведает,

о Праведном речь поведет:

Слушай, народ Господень,

создание рук Божьих.

 

 

[1] Возможно, так называлась популярная мелодия, на которую исполнялся псалом.

 

 

קל''ז  137

На реки Вавилонские изгнали нас,

там ютились мы в скорбях по Сиону,

в ветвях ивовых лиры свои повесили,

в плакучих – утаили стоны.

Ибо песен домогались пленившие,

истязатели – гимнов:

«Из псалмов Сионских бряцайте нам,

усладите на пирах винных».

Как нам петь на земле идольской?

слово Божие – на чужбине?

Отсохни десница моя,

коль град Господень забуду ныне!

Тебя, Иерушалаим,

не назову во главе надежды?

Прилипни к гортани язык мой,

отсохни прежде!

Град разрушенный, Боже,

попомни сынам Эдома1.

Кричали: «Камня на камне не оставляй в нем,

ни врат, ни дома!»

Лежать и тебе в руинах, дщерь Вавилонская,

получишь сполна по злу.

Блажен, кто отмстит тебе мерой за меру:

младенцев твоих возьмет,

размозжит о скалу.

 

[1] Эдом-Эсав – брат близнец Якова. Его именем называют враждебные народы.

 

 

ק''מ  140

Главе хора

Давида песнь.

 

Господи, из рук злодейских вызволи,

от отродья разбойного молю защиты.

Весь день подлость в сердце лелеют,

козни строят, ищут войны.

Беспричинно брызжет ядом язык ядовитый,

Жало змеиное

отточили на меня без вины.

 

Убереги, Господи, от хватки злодейской,

защити от скверного люда.

Яму мне вырыли наглые,

шаги стерегут – в западню толкнуть.

ловчие сети раскинули,

тропы мои оплели всюду,

силками настороженными выстлали путь.

 

К Господу обращусь: Ты Бог мой,

внемли покаянной мольбе!

Ты сила спасения в час битвы,

обороняющий главу мою от меча.

Домогательствам жестоким не попусти,

кровавой алчбе,

да не обретет враг вожделенного очам.

 

Теснят вокруг, полнят злом уста ядовитые –

обрати на отравителей отраву!

Головни на головы их! Господь попалит огнем,

в безысходный провал канет злоречье,

языки лживые да не поднимутся в стране правой!

Проклинающих – на слове поймает Господь,

зашвырнет далече.

 

Знал я: закон бедняка отстоит Господь,

тяжбы обездоленных не забудет.

Совестливый Бога возблагодарит,

честный – с Тобою вовек пребудет.

 

 

מ"א  41

Главе хора

Давида песнь

 

Блажен умудренный скорбями,

болестями вразумленный.

На одре смертном уврачует Его Господь,

спасет от гибели.

Дух жизни вдохнет –

и поднимется исцеленный.

Господь не попустит вражьей алчбе,

исчадью злобы не даст прибыли.

 

На ложе питал Ты меня, болящего,

недужному поправлял постель.

Молил я: Господи! Исцели душу грешную,

помилуй меня, помилуй!

Недруги обо мне дурно молвят:

– скоро ль умрет, сгинет отсель?

лицемерят над больным утешители,

выйдут прочь – прочат могилу.

 

Ненавистники шепчутся, сулят кончину:

«Бродит смерть в теле его, лег – не встанет».

Ближний, кому верил я, хлебом потчевал,

пятою жесткой топчет меня беспричинно.

Пощади, Господи, дай восстать,

и отплачу им – черед настанет.

 

Так узнаю, что желанен Тебе и мил –

врагу не дашь протрубить надо мною:

«смертью повержен!»

Непорочность мою упрочит Господь сил,

ликом Своим укрепит, от паденья удержит.

 

Благословен Господь, Бог Израиля, вовеки веков, амен.

 

 

ל"ב  32

Давида маскил1

 

Блажен муж прощенный, искупивший нечестие,

счастлив покаявшийся нелживо –

провины его перед Господом изглажены.

 

Рычал я, противясь Богу,

все дни грешные упорствовал в бедствии,

сгнили кости мои; денно и нощно страждал я,

пригнела мне чело длань Господня,

зной Его иссушил как лествие.

 

В муке признаю вину свою,

претерпевая, ото зла отрекусь.

Исповедуюсь пред Тобою –

снеси грех мой, сотри преступление!

Молите, верные, когда возмездием найдены:

«Тяжкие кары – пусть,

Только воды великие не вздымай на нас,

не губи смертью во искупление».

 

Ты укромье мое, оттесни притеснителя,

гласами спасения овей:

«Умудрю тебя, просветлю, не отведу взора,

пошлю стезею Своей».

 

Не уподобляйтесь же, упрямцы, ослищам

коням неосмысленным в колеснице.

В гордость им удила, или уздой украшены?

Потянут вожжи – и тпру! – с тобою да не случится.

 

У дурного болестей много;

уповающего – милосердием окружит Превечный.

Возвеселится праведный, возликует в Боге,

Господу воспоет чистосердечный.

 

 

[1] Маскил. Возможно, так назывался жанр моральных поучений в Псалмах.

 

 

ס  69

Главе хора на шошаним

Давида

 

Спаси, Господи, ибо у горла топи,

в трясине бездонной погряз я, лишен опоры,

пучина меня покрыла, изнемог я от крика,

взывая к Тебе, охрип,

расточил в упованиях взоры.

 

Что волос на челе – ненавистников беспричинных,

обвинители ложные всюду рыщут.

Чего не крал у них – как верну?

Ни за что враждуют со мной, погибели ищут.

 

Господи, Тебе преступленья мои ведомы,

провины глупости, грех злосчастный.

Полагающиеся на Тебя да не опустят руки,

не устыдится Израиль веры напрасной.

 

Ибо за верность Тебе поношение терплю,

за Тебя хулят меня, позорят в лицо.

Чужаком я братьям своим кажусь,

сынам собственной матери – пришлецом.

 

За Тебя ревную, горю огнем,

яд богохульников нутро мне выжег.

В слезах пощусь – проклятия выношу,

облекусь вретищем – глумятся бесстыже.

 

Обо мне судачат сплетники у ворот,

пьяные распевают непотребства,

а я Господу молюсь: смилуйся, снизойди,

милостью спасения Своего ответствуй.

 

Не дай трясине гибельной затянуть,

от ненавистников спаси меня, из топи непролазной,

да не поглотит пучина, не смоют смертные воды,

уст за канувшим не замкнет кладезь.

 

Откликнись, Господи, ибо верность Твоя благо,

внемли зову бедствующей души,

от слуги Своего не отврати лица милосердного,

мольбе уповающего внять поспеши.

 

Приди, избавь, у врага выкупи.

Господи! Горьки пред Тобою беды мои.

С хулами срамными, позорными поклепами

все притеснители мои Тебе ведомы.

 

Разбили скорби сердце мое,

отчаянье сломило, поражен я недугом.

Тщетно утешителя ждал – нет ни единого,

сочувствия не нашлось у друга.

 

Горечь отравную вкладывали в руку мою: –

«Вот, в скорби подкрепись хлебом»;

уксусом чашу мне полнили: –

«Утешься хмелем целебным».

 

Господи! Трапезу их пропитай ядом,

да угодят в ловушку званные гости,

свет дня в очах их померкнет,

не удержат стана расслабшие кости.

 

Излей на них гнев Свой, опали яростью,

пусть запустеют шатры их, кровли обвалятся,

ибо Ты казнил – а они добивают,

Ты покарал – а они бахвалятся.

 

За грехи воздай им, сотри из среды праведных,

в книгу грядущей жизни с достойными не заноси.

Меня же болящего пощади, Господи,

удрученного – в высях Своих спаси.

 

Исцеленный, имя Божье прославлю,

в гимнах Тебя возвеличу пением,

быка цельнорогого на алтарь вознесу,

парнокопытного – с благодарением.

 

Увидят смиренные и возрадуются,

ищущие Господа воспрянут духом,

ибо жалобам узников внемлет Судья,

от мучеников не отвращает слуха.

 

Славьте Его, небеса и земля,

все твари, кишащие океанами:

Господь всемогущий избавит Сион,

города Иудеи отстроит заново.

 

Водворится Израиль в своем наследии,

преданные удел обретут.

От любящих Господа край населится,

семя верных отыщет приют.


ק  109

Главе хора

Давида песнь

 

Не безмолвствуй, Господи, слава моя.

Тобою хвалюсь – а Ты нем!

Уста лживые на меня разинули,

изжалили лукавыми наветами,

обуяли, попутали ненавистники,

все пути заступили мне,

беспричинной враждою замучили,

одолели клеветами.

 

На приязнь мою поруганием ответили;

я же молился смиренно.

Отплатили злом за добро,

за любовь – злоречием.

Господи!

Мерой за меру воздай презренным,

Сатану1 одесно восставь злодею,

обвинителя – стеречь его.

 

По суду виновным да выйдет,

мольбы его в грех тяжкий зачтутся,

дни скудные отмерят, чины отдадут другому,

осиротеют дети его, жена овдовеет,

побираться пойдут, бесприютные,

на нищету клянчить, в руинах бродяжить,

заимодавец наследие их возьмет,

потом добытое – повытчик развеет.

 

За милость не заплатят ушедшему –

не приголубят сирот его люди,

семя его в поколеньях сотрется, род гонимый.

Провины отцов попомнит злодею Господь,

грехи матери не забудет,

знаком Себе поставит искоренить память и имя.

 

Ибо добро забывал, неблагодарный,

разоренного обирал постыдно,

над сердцем разбитым глумился,

споткнувшегося валил с ног.

Что ж, проклятья любил – тебя и постигнут,

благословениями гнушался – не даст тебе Бог.

 

Проклятье покровом телесным тебе станет,

как вода нутра твоего достигнет,

пропитает до кости маслом умащения,

подобно савану навек спеленает,

поясом захлестнет, туго стянет.

Так воздаст ненавистникам Господь,

порочащим душу мою – Бог отмщения.

 

А Ты, Господи, Бог мой, владыка,

ради имени Своего защити,

спаси меня, ибо благо – Твоя милость.

несчастен я, обездолен,

сердце мое омертвело от скорби великой.

как тень клонящаяся бреду,

дуновеньем колеблемый никну,

истрепалась плоть моя,

саранче высохшей уподобилась, износилась.

 

Изурен я постом покаянным, подгибаются ноги,

исхудало тело, лишилось тука.

Посмешищем стал я ближним,

врагам бранью,

видя меня, головой качают с усмешкой.

Помоги же, Господи милосердный,

во спасение протяни длань мне,

пусть увидят сущие Твою руку,

дай деянья Свои изведать, не мешкай!

 

Проклинают меня нечестивые –

а Ты благословением напутствуй,

опозорь враждующих, а раба Своего обрадуй.

Неудачей постыдной враги мои облекутся,

ненавистники укутаются досадой.

 

И возблагодарят Господа уста мои

принародно хвалением вящим,

ибо Ты за обездоленного встал,

защитил невинного от неправо судящих.

 

 

[1] Этимология этого имени – «противоречащий», ангел-обвинитель на небесном суде.

 

  110

Давида песнь

Слово Божье царю моему, владыке

 

Сказал Господь: одесно воссядь,

со Мной сокрушишь врагов упорных.

Скипетр с Сиона тебе протяну,

ярмо наложишь на непокорных.

 

К царским стопам в мольбах припадут,

ступенью лягут к подножью престола.

С охотой пойдет за тобой народ,

в битве войско твое пополнит.

 

В святом благолепии воины встали,

с рожденья на них боевая краса.

Полон отваги и сил государь,

лик его юн и свеж как роса.

 

Клятвы Своей не изменит Господь,

власть твою навеки упрочит:

царить как священствовать будешь ты,

владыка праведный1 в граде пророчеств.

 

Одесную от тебя Господь

в гневе царей казнит Своей волей,

в горниле битвы судит народы,

павшими полнит бранное поле,

слетевшими головами – юдоли.

 

Но ты в пути из потоков напьешься,

Главу высоко вознесешь,

победы добьешься.

 

 

[1] Здесь царь Израиля уподобляется Малки-цедеку (буквально «Царь праведный»), древнему правителю Шалема (Иерусалима) и «священнику Бога Всевышнего». См. Берешит (Бытие), 14:18-20.

 

 

Песнопения паломнические (Ширей а-маалот, «Песни ступеней»).

ק"ב  120

Песнопение паломническое

 

В стеснении воззову

и отзовется Господь спасающий.

От злоречья меня защитит,

от кривды язвящей.

Типун на тебя, язык лживый,

стрелы острые, головни пылающие!

Воздастся тебе от Господа мерой вящей.

 

Горе мне, ибо в Мешехе1 обитал я,

кочевал с Кейдаром2 в пустыне.

Пресытилась душа немирным соседством их.

Молвил добром – с бранью напустились,

миром говорю – враждой ответствуют.

 

[1] Мешех – так в Библии называется яфетический народ, обитавший между Черным и Каспийским морями.

[2] Кейдар – один из ишмаэлитских (аравийских) родов.

 

 

קכ"א  121

Песнопение паломническое

 

Вознесу очи горе – оттуда придет помощь,

от Господа, сотворившего небо и землю.

Не преткнешься путем,

караульщик твой не уснет в полночь,

ведь не спит страж Израиля, не дремлет.

 

Одесную рядом пойдет,

охранит, станет твоею тенью,

солнцу не даст поразить, сглазить – луне.

Ото всякого зла будет тебе спасеньем,

на всех стезях оберегом

ныне – и до конца дней.

 

קכ''ב  122

Давида

песнопение паломническое

 

Как радовался я говорящим:

«в дом Божий пойдем, взойдем!»

Иерушалаим желанный!

стояли мы, блаженные, во вратах твоих,

град, отстроенный дивно!

О Иерушалаим,

была краса твоя без изъяна,

совершенна, собранная воедино.

 

К тебе сходились колена,

Божьи паломничали племена,

собирались с благодарениями,

в Господень совет спешили.

Там престол Давида утвердился на вечные времена,

судьи справедливый закон вершили.

 

Мира молю душе твоей, Иерушалаим,

высоким палатам твоим – благословенья покоя,

стен твоих да не удручит осада,

свершится над домом Господним благословенье благое.

Во имя ближних моих, ради братьев наших

о мире молю, о мире святому граду!

 

קכ''ג  123

Песнопение паломническое

 

К Тебе взоры мои,

восседающий на небесном престоле.

Как взгляд раба, прикованный к господину,

или служанки – к владычице строгой,

так глаза наши Твоего прощения молят,

взывают о милости к Богу.

Господи, Господи, пощади нас!

Досыта мы нахлебались обид,

хулителей безмятежных срамом тешим мы,

пресытилась позором душа, истерзал ее стыд,

замучили нас враги, извели насмешники.

 

124  קכ"ד

Давида

Песнопение паломническое

 

Если бы не Господь, что был с нами

– молви, Израиль, на тебе Его имя –

если бы не Господь, что был с нами,

когда восстал на нас человек –

поглотили бы нас злобящиеся живыми,

потоки ярые смыли,

потащили руслами рек,

закружили бы, громокипящие,

утянули в пучины коварства...

Благословен Господь,

истерзанных вырывающий из пасти,

как малую птаху вызволил нас из силка,

упорхнули мы, а силок порвался.

Упование наше, небес и земли Творец,

Господь Израиля – все в его власти.

 

125  קכ"ה

Песнопение паломническое

 

Уповающие на Господа подобны Сиону,

незыблемо встанут, упрочатся бестревожно.

О Иерушалаим прекрасный, горами обнесенный!

Народ Его,

окруженный любовью Божьей.

 

Скипетр зла вовек не коснется праведных,

к несправедливости их не принудят царства,

прямосердечные заблудились

– Господь исправит их,

на кривых путях

соблазнители познают мытарства.

 

Мир Израилю!

 

126  קכ"ו

Песнопение паломническое

 

Когда возвращал Господь узников Сиону

казалась нам явь грезою.

Наполнились уста наши смехом,

губы – пением.

– Великое сотворил им Господь! –

роптали народы с угрозою.

– Великое сотворил нам Господь!

радовались мы спасению.

Как потоки в иссохшие русла

возвратил Господь пленников наших.

Кто в слезах сеял – пожнет с песнею.

Стенал сеятель под ношею тяжкой –

снопы свои жнец

понесет весело.

 

127  קכ"ז

Шломо

Песнопение паломническое

 

Если Господь не возводит дом –

строители потрудились напрасно.

Если град не хранит Господь –

тщетно сторожей бденье.

Что вам, встающие до зари,

трапезничающие поздним часом?

В поте лица вкушаете хлеб,

а Бог любимца баюкает ленью.

Награда от Господа – сыновья,

плоды чрева – именье и имя.

Как стрелы в колчане богатыря,

так смолоду сыны.

Счастлив муж,

что колчан свой наполнил ими:

не оплошают во вратах городских,

обратят вспять недругов у стены.

 

 

128  קכ"ח

Песнопение паломническое

 

Блаженны богобоязненные,

путями Его идущие:

плодами трудов насытишься,

добро и счастье с тобой.

Жена – лоза благодатная

в укромье дома цветущая,

сыны – масличные саженцы,

стол окружат гурьбой.

 

Благословится трепетный,

праведник в воле Божьей,

с Сиона благословенье

Господь раскроет над ним.

Сынов сыновей дождется

в краю отцов бестревожном,

все дни его жизни в мире

пребудет Иерусалим.

 

129  קכ"ט

Песнопение паломническое

 

Скажет Израиль:

Гнели меня смолоду многие,

мучители налагали узду.

На хребте моем орали пахари,

долгую вели борозду.

С юных лет превозмогали меня

– не смогли превозмочь,

ибо порвал Господь путы их,

праведный – поспешил помочь.

 

Опозорились ненавистники Сиона,

повернули вспять пристыженные,

уподобились сорнякам на крыше:

прежде, чем вырвали их,

увяли, солнцем сожженные.

Горсти жнеца не наполнили,

полы сноповяза.

Проходили странники –

Именем Божьим косцов не приветили,

Господом не благословили ни разу.

 

 

130  ק"ל

Песнопение паломническое

 

К Господу из глубины воззвал я:

– Падшему внемли с любовью,

обрати слух к мольбе покаянной,

исповеди слезной.

Если будешь грехи хранить –

кто устоит пред Тобою?

Боящихся прощает Господь,

ради страха милует Грозный!

 

Надеялся я на Господа,

по слову Его душа истомилась,

в час утренней стражи молила,

с зарею ожидала безмолвно.

На Господа уповай, Израиль,

в Нем искупление, в Нем и милость.

Господь-искупитель

очистит от скверны греховной.

 

קל''א  131

Давида

песнопение паломническое

 

Господи,

нет в моем сердце гордыни,

свысока не гляжу,

не возношусь беспричинно.

Перед ближним смолчит душа моя,

смиренно остынет.

Обыкновенья мои просты,

почестей не ищу не по чину.

Хорошо мне,

душа моя умиротворена,

насыщена Господом,

как дитя материнским млеком.

Уповай же на Бога, Израиль,

на Него одного уповай вовеки.

 

 

קל''ב  132

Песнопение паломническое

 

Изнурения Давидовы помяни, Боже,

обеты его Всесильному,

Богу Якова зароки:

«Под кровлю свою не войду,

не возлягу на ложе,

очам сна не дам,

векам – дремы глубокой,

пока не снищу пристанища Богу,

Всесильному Якова – чертога».

 

Вот, прослышали мы в Эфрате,

на полях Иеарима1 отыскала нас весть!

Соберемся к святыне,

взойдем к Божьим палатам,

с паломниками поклониться,

престол славы Его почесть.

Восстань же, Господи,

святость Свою приблизь,

вступи в дом мощи Твоей,

в ковчег Завета вселись.

 

Божьи служители праведностью облекутся,

Господа предстоящие узрят.

Возвесели верных Своих,

надеющихся обрадуй.

Ради Давида, раба Твоего,

не отринь помазанника-царя,

уверение твое истинно, слово – правда.

Давиду Ты клялся без вероломства:

– От отрасли твоей обетования не отниму,

скипетра – от потомства.

 

– Только Тору Мою берегите всегда,

заповеди, что преподам вам, блюдите.

И не прервется род,

потомки державу вручат сынам,

ибо гору Сионскую

Всевышний избрал в обитель:

– Здесь покои Мои святые на вечные времена.

Хлебом насущным благословлю Израиль

и насытится неимущий.

Священники Божьи спасение понесут,

ликование верным душам.

 

– На Сионе слава Давида взрастет,

здесь уготовлю помазаннику свет великий.

Недруги его опозорятся, изойдут,

а венец царский просияет над праведным ликом!

 

[1] В Кирьят-Иеариме хранился ковчег Завета.

 

 

 

קל"ג  133

 

Давида

песнопение паломническое1

 

Славно нам пировать вместе,

братски – Израилевым коленам.

Вместе умастимся елеем благоуханным,

что с волос на бороду Аарона

течет бальзамом бесценным,

на полы одеяний – росой желанной.

Подобна елею роса Хермонская, млечная,

роса на Сион возлиянная, сладостная,

ибо с Сиона

заповедал о нас Господь

благословение вечное,

долголетием оделил,

изобилие дал на радость нам.

 

[1] Этот псалом – застольная песня паломников, собиравшихся на праздники в Иерусалиме.

 

 

 

קל''ד  134

Песнопение паломническое

 

Бога благословляйте, слуги Его,

все предстоящие в Господнем чертоге,

духом бодрствующие,

в ночи не смыкающие глаз.

К святости Его простирайте руки,

истово благословляйте Бога!

И отзовется земли и неба Творец,

с Сиона благословение даст.

 

 

Песнь Песней

Песнь Песней Шломо.

***

– Лобзаньями уст одари меня,

радость любви твоей – вина пьяней,

умащений сладостен аромат!

Само имя твое – бальзам текущий.

Любят юницы тебя, ты любезен мне!

Позови –

устремлюсь на голос влекущий,

Ты царь мой,

в покои свои привел, любви взыскуя!

Восхвалим любовь пьянящую, что лучше вина,

порадуемся ласкам ее,

веселием возликуем!

***

Смугла я, но прекрасна, дочери Иерусалимские!

Как шатры Кейдара1,

как в чертогах Шломо завесы наддверные.

Не стыдите смуглянку,

не глядите, что солнцем опалена я.

Сыны матери моей были жестоки –

стеречь виноградники поставили меня, верную.

Вот лозы своей и не устерегла я,

белизны девичьей не упеленала.

 

 

***

Поведай мне, любовь души моей,

где пасешь ты, где в полдень уложишь стадо?

Что скитаться мне закутанной меж подпасков,

среди стад их бродить блудницей?

– Когда не знаешь, прекраснейшая из женщин,

ступай по следам козьим, паси со мной рядом,

в шатрах пастушьих живи,

в раздольях приди поселиться.

***

Кобылице царской уподобил я подругу мою

в упряжи колесничной, быстрой.

Пригожи в бусах ланиты твои,

шея – в девичьих снизках.

А мы ожерелья златые справим тебе,

серебряные мониста!

 

– Пока пирует в благоуханиях царь,

нард мой обонянья его достиг,

ароматы – издалека пленили.

Ладанка мирровая возлюбленный мой,

меж персей зароет лицо свое,

на груди моей уснет, милый,

кистью киперы возляжет,

древа благоуханного гроздью,

что в садах Эйн Геди цветет,

у источников козьих.

 

– Как хороша ты, подруга моя,

очи твои голубиные – нежность!

– Как ты прекрасен, возлюбленный, отрада моя,

ложе твое в цветах свежих!

Вот приют наш – гнездо любовное с милым,

кедром бесценным укрыто,

кипарисы ему настилом.

***

– Я муравка прибрежная, шестицвет Шарона,

в глубине долин цвету, потаённа.

 

– Как в сухом бурьяне светла лилея,

так возлюбленная всех дев милее.

 

– Словно яблоня в чернолесье унылом

так приятен среди юношей милый.

 

Я в сени его отдохнуть бы рада,

сладки нёбу плоды, хороши и взгляду.

***

Опьянил меня друг питием винным,

влюбленными осенил взорами.

Подкрепите меня медовыми яствами,

исцелите яблоком хворую.

Расстелите никнущей ложе,

ибо я любовью больна, любовью!

Пусть он руку под чело мне положит,

обнимет другою...

Газелями заклинаю вас, иерусалимлянки,

ланями вольными, подружки:

пока очнуться не пожелает душа,

от грез любовных не пробуждайте недужной.

***

Поступь милого слышу! Вот он идет!

Горы одолевает прыжком, холмы – наскоком.

Лани подобен любимый, олененку юному.

Вот уж тут он, под стеною высокой!

Заглядывает в оконца,

высматривает в просветы,

голосом нежным зовет,

молвит: – милая, где ты?

 

– Вставай, подруга моя, вставай,

пойдем со мною, краса, полно спать.

Выгляни: зима миновала,

ливни ушли суровые, не вернутся вспять.

Настала пора птичьего пения,

луга расцвели безмятежные,

голос горлинки в стране нашей слышен,

воркование нежное.

Смоковница завязала гроздья,

аромат источила лоза в цветенье.

Что таишься голубкой в расщелине скал,

за уступы забилась тенью?

Пробудись, возлюбленная, подымись,

за мною ступай, краса вешняя.

Дай услышать тебя, позволь узреть,

отраден голос твой, прелесть утешная.

 

– Ловите, ловите нам шакалят,

шакалята виноградники губят,

а лозы наши в цветенье.

Я другу верна, а он – мне,

милый мой среди роз пасет,

ах, аромат его тонок.

Пока не повеяло днем,

пока не съежились рассветные тени,

несись, возлюбленный, ланью проворной

по утесам горным,

в обратный путь скачи, олененок.

***

Лишь смежу очи на ложе ночном –

к возлюбленному сквозь дрему мчусь.

Поднимаюсь, грезя, селеньем брожу,

скитаюсь по рынкам, улицами мечусь.

 

Как ночь – к любимому рвется душа,

ищет его, обрести не может.

В мечтаньях напрасно искала его,

тщетно – в сновиденьях тревожных.

 

Обходили стражники град,

шли дозором – меня примечали:

– Друга души моей не видали ль?

Возлюбленного моего не встречали?

 

Едва миновала их – отыскала его.

Обняла крепко – не разнимут силой,

пока в материнский дом любимого не введу,

под кровлю родительницы милой.

 

Газелями заклинаю вас, иерусалимлянки,

ланями пугливыми:

пока очнуться не пожелает душа,

от грез любовных

не пробуждайте счастливую.

***

Кто та, восходящая из пустыни?

Столпу облачному подобно ее явленье,

грядет в фимиаме, миррой овеяна,

благовониями окутана – снадобьями офени.

 

Вот ложе Шломо.

Шестьдесят богатырей вокруг,

сыны Израиля могучие.

Опытны в бранях, с мечом сам-друг,

рукоять на бедре у каждого,

от напастей ночных поставлены стражами.

 

На столпах серебряных чертог устроил Шломо –

покои брачные из кедров Ливана.

Седалища шерсти пурпурной,

ковры златотканы,

покровы расшиты червлеными нитками,

девы иерусалимские

воздуси любовью выткали.

 

Выйдите, дщери сионские!

На Шломо любуйтесь

в красе его подвенечной.

Венцом брачным матушка царя увенчала,

даром свадебным –

в день радости сердечной.

***

Как ты прекрасна, подруга моя,

как хороша, услада.

Кроткие горлинки – очи твои,

лукаво прячутся в завитках,

кудри – козлята игривые,

вприпрыжку мчатся с Гильада,

зубы –

овечки, искупанные в родниках.

Из воды выбрались, белоснежные,

блестят шерстью тонкой…

Все на подбор,

ни единой нет без ягненка.

 

Алеют уста твои как тесьма

окрашенная червецом кермесовым2.

Благозвучны речи твои весьма,

ланиты – полуплодья граната,

локоны им завесами.

 

Шея твоя как башня Давида,

горда совершенством,

не ведает об изъяне.

Тысяча щитов на ней

с богатырскими колчанами.

Груди – чета оленят,

близнецы лани,

в розах резвятся с бутонами благоуханными.

 

Пока не повеяло жаром,

пока тени не съежились,

утром рано,

на гору мирровую уйду,

в холмы ливана.

О, как ты прекрасна, возлюбленная моя,

краса твоя без изъяна.

***

Со мною, невеста моя, приди,

со мною с Ливана узри простор.

С вершин Аманы, с Хермона и Снира,

от логовищ львиных, с барсовых гор.

 

Ты сердце мое пленила, сестра, невеста,

взором очей покорила,

шейною единой подвеской.

 

Как прекрасны ласки твои, невеста, сестра,

лучшее из вин – напиток неги любовной,

аромат умащений твоих – изысканней благовоний.

 

Свежестью гор ливанских покров твой веет,

уста источают мед,

подъязычье – млеко медовое.

Замкнутый сад невеста моя, сестра,

тайный рай, любимому уготованный.

 

Орошают потоки твои сад плодов желанных,

нард и киперу, камфару и шафран,

лучшие из растений пряных.

 

Алоэ и мирру, коры коричные,

дерева смолистые, росные ладаны.

Снегами ливанскими твой сад напоен,

ключами бьющими, пенными водопадами.

 

– Пробудись, ветер северный!

Приди, южный!

Повейте в саду моем ароматами.

Услышит милый, в сад поспешит,

вкусит плодов дивных,

упьется гранатами.

 

– В сад свой пришел я, невеста сестра,

мирру собрал,

вкусил плоды сладости,

меды сотовые испробовал,

испил текучие.

Пока пью я вино веселия своего,

пока упиваюсь млеком радости,

пируйте, званые гости мои,

хмелейте, други мои лучшие.

***

Я сплю, но сердце мое недреманно.

Чу! Милый стучится:

– Отвори мне, подруга верная,

голубка чистая, родная сестрица!

Кудри мои увлажнили ночные росы,

изморосью я забрызган, простоволосый.

 

– Совлекла я одежды мои – как надену?

Ноги ко сну омыла – как замараю?

Руку в оконце протянул милый –

занялась я навстречу ему, сгорая.

 

Встала любимому отворить

– персты мои мирру точили,

оросили текучею засовы железные.

Распахнула двери – а он исчез!

отворила – простыли следы любезного!

Душа моя осиротела,

по речам его тоской изошла.

Звала я любимого – не ответил,

искала его – не нашла.

 

Зато приметили меня стражи дозорные,

подстерегли, стерегущие град,

до синяков избили, защитнички,

ограбили, сорвали наряд!

 

Заклинаю вас, девы иерусалимские,

как встретите милого моего, подружки,

скажите, ему, что я любовью больна,

мукою сердечной недужна.

***

– Чем приметен возлюбленный твой,

прекраснейшая из жен?

Чем он лучше иных,

что о нем заклинаешь?

– Возлюбленный мой бел да румян,

на диво сложён,

из десяти тысяч его узнаешь.

 

Чело его – золото розовое,

кудри – крыло вороново,

очи – голуби над потоками,

искупаны в молоке, чистые.

Как алмазы в оправе сверкают взоры его,

гряда благовоний – обрамленье ланит,

бородка – поросль душистая.

 

В устах любимого благоуханье роз,

речи его бальзам, поцелуи мирровые.

Злато – длани его,

мышцы – крепость,

аквамарины оправленные – персты.

Стан его кости слоновой,

покровы на нем сапфировые,

стопы его мрамор на золотых подножиях,

кедр ливанский – любимый мой,

видение красоты.

 

Сладостны уста его,

желанны, подруженьки.

Таков он, девы иерусалимские,

таков мой суженый.

***

– Куда ушел твой возлюбленный,

прекраснейшая из жен?

Куда направил шаги свои? –

вместе искать станем.

– Возлюбленный мой спустился в сады,

ароматными грядами окружен,

розы мне соберет,

свежесть благоуханий.

Я возлюбленному верна, а он мне,

нежный мой, друг желанный.

***

Как стольный град возлюбленная величава,

прелестью Тирце3 подобна,

Иерусалиму – достоинством.

Пред красой твоей благоговею,

устрашен ее грозным воинством.

 

Отведи взоры свои – обуян я трепетом,

опален пламенем ярым.

Кудри твои ниспадают

как с Гильада спускающиеся отары.

 

Зубы – стада овец белорунных,

искупаны в ручьях звонких.

Все они на подбор,

ни единой нет без ягненка.

 

Полуплодья граната твои ланиты,

рдеют под завитками, локонами сокрыты.

 

Шестьдесят жен у царя, а наложниц больше,

без счета юницы.

Моя же подруга – единственная,

непорочная голубица.

 

Одна она такая у матушки своей,

одна у родительницы, душа ясная.

Девы увидят – превознесут чистую,

жены ложа царского –

восхвалят прекрасную:

 

– Кто ты,

зорька рассветная,

луна светлая,

солнце ясное,

звездное воинство?

Величава краса твоя, вся – достоинство.

 

– Сошла я в сад плодовый,

посмотреть, как финики зреют

лозу расцветающую застать,

цвет гранатовый при начале.

Там душа моя меня опьянила,

колесницы могучие подхватили,

понесли беспамятную,

к возлюбленному умчали.

***

– В хоровод вернись, Шуламит, вернись,

на тебя, красавицу, наши взоры!

– Что глядеть, подружки, на Шуламит,

на плясунью, выступившую из хора?

– Ах, красивы ступни твои,

ножки обутые – как у знатной!

Колени твои – окружья чеканные,

мастером изваянные из злата.

Как луна чрево твое,

пьянит изобильем зовущим,

стан – словно сноп пшеничный,

в вервиях роз цветущих.

Груди твои – оленята,

двойня газели нежная.

Шея – кости слоновой

башенка белоснежная.

Как купели Хешбонские при вратах Бат-раббим –

озерца твоих глаз.

Нос – высокая вежа,

озирающая с Ливана Дамаск.

Чело Кармелю подобно,

увенчано на княженье косою,

Сколь упоительна возлюбленная красою!

Царский плен твои локоны

под пурпуровой перевязью.

Усладительны милому путы

любовной твоей приязни!

***

– Стан твой пальме подобен,

гроздьям фиников – перси.

Поднимусь ли на пальму,

возьмусь за кисти ее – упруги!

О груди твои – ягоды винные,

дыхание – ароматный персик!

Плодами райскими

благоухает лицо подруги.

Поцелуями уст твоих, когда охмелею?

Скоро ли потекут ласки пьянящие?

Не усыпит вино неги любовной,

упоенье ее – питие бодрящее.

 

– Я по возлюбленному истомилась,

а он – по мне.

Любимый мой,

в луга полевые выйдем,

заночуем под пологом пряных растений,

с зарей встанем, в час прохладных теней,

к виноградникам нашим взойдем взглянуть:

не началось ли лозы цветенье?

Не набухли ли почки,

не выпустил ли гранат бутоны?

Там утолю тебя лаской моей,

отдам пыл влюбленный.

Мандрагоры мои благоухание источили,

налились спелостью ягоды зрелые,

плоды юные – сладостью.

Под пологом тайным я ласки любимому сберегла,

здесь отдам ему младость мою.

***

О, кто бы дал тебя в братья мне,

вскормленного на материнской груди.

Встречу на улице, поцелую –

никто постыдного не углядит.

 

За руку возьму, в дом родительницы увлеку,

к наставнице моей приведу брата.

Там напою тебя вином благоуханным,

утолю соком граната.

 

Десница его обнимает меня,

шуйца – под головою.

Заклинаю вас, девы иерусалимские,

не спугните грезы любовной,

пока сама очнуться не соизволит.

***

– Кто та, восходящая из пустыни?

Опорою ей – любимый.

 

– Под яблоней я разбудила тебя,

там матушка тебя зачала,

там стенала, схватками родовыми томима.

 

Оттисни меня печатью в сердце,

клеймом на предплечье выжги,

ибо грозна любовь как вестница смерти,

ревность – из преисподней вышла.

 

Стрелы любви – стрелы огненные,

пыл ее – пламени языки.

Потоки могучие не угасят любви,

не зальют воды реки.

 

Все достояние на дары изведешь,

но лишь насмешникам станешь пищей.

Ибо презирает подкуп любовь,

бескорыстия ищет.

***

– Мала сестра наша, не взросли ее груди.

Чем одарим юницу, коль пожалуют сваты?

Стене ли уподобим дворцовой? –

башней серебряной увенчаем палаты.

Сравнить ли ее с вратами медными впору? –

засовы заложим кедровые,

сплотим запоры.

 

– Стене дворца я подобна, братья,

груди мои – как башенки над стеною.

В глазах милого достоинств не занимать мне,

издавна он любуется мною!

***

Вертоград у Шломо-царя в Бал-Амоне богатом,

сдал он его издольщикам-сторожам за плату –

по тысяче сребреников с каждого за плоды.

 

А мой виноградник – со мною вся его сладость,

сребреники твои, Шломо, мне не в радость,

в пятинах издольщиков нет у меня нужды.

***

– Милую я нашел в садах,

с друзьями внимаем тебе, не дышим.

О, позволь нам твой голосок услышать!

 

– Нет, милый, нет,

один беги прочь, уподобься лани,

олененком резвым лети на холмах благоуханий...

……………………

 

 

[1] Кейдар – одно из бедуинских племен, обитающих в шатрах из козьих шкур.

[2] Кермесовый червец – Кermes vermilio – шарообразное насекомое, наподобие кошенили, из которого получали ярко-красную краску.

[3] В Тирце находилась столица Северного (Израильского) царства.