Елена Шварц
Ранние стихотворения. 1962—1965
публикация Кирилла Козырева
Дневники
публикация Кирилла Козырева
Надгробная надпись императора Адриана
Девочка со ста сорока восемью родинками
повесть (1961)
публикация
Кирилла Козырева
Беседа Елены Шварц с Антоном Нестеровым (1999 г.)
Стихи
Самые последние стихи
Последние стихи
Последняя подборка
17.12.2006
Стихи 2006
Трость скорописца. (Стихи 2002-04)
Монахиня Лавиния
Кинфия
Арно Царт
Желания
Хомо Мусагет
О стихах
Русская поэзия как hortus clausus: случай Леонида Аронзона
Запись из дневника 1966 года
Земная плерома
Космическая
физиология
Родом из Рая
Слепая пчела
Происхождение
Арно Царта.
Из "Воспоминаний
Арно Царта,
вымышленного поэта"
|
|
|
|
Елена Шварц
Труды и дни Лавинии
монахини из ордена Обрезания Сердца
(От Рождества до Пасхи)
Хочешь быть мудрым в веке сем, будь безумным
Ап.Павел
Да раздражу глубину сердечную
Из Патерика
Иоанн рече: Что есть гроб хождаше, а в нем мертвец пояше?
Василий рече: Кит в море хождаше, а Иона а чреве песнь Богу пояше.
Беседа трех святителей
То обрезание, которое в сердце, по духу, а не по букве.
Ап.Павел.Посл. к римл.2.29.
«Но с чем же может граничить Россия с этих двух сторон?»
«…Вы это знаете!»-вскричал больной.
Р.М.Рильке
Поймав зайца, забывают про ловушку…Где мне найти забывшего про слова человека, чтобы с ним поговорить?
Чжуан-Цзы
У входа в пещеру
Играю с клубящимся туманом
Безумный Линь
И скоро станет небольшой
И полой чашей.
А. Миронов
Поэт есть тот, кто хочет то,что все
Хотят хотеть…
О.Седакова
И все же силою любви
С гнездом подняться от земли
Сам,Господи, благослови!
И.Бурихин
Предисловие издателя
Хотя нашей специальностью является публикация
трудов по современной психологии, мы все же решаемся
издать в свет произведения монахини Лавинии,
присланные нам ее сестрой. Нам кажется, это будет
небезынтересным как пример спонтанного взрыва
бессознательного, с которым не может справиться
современное сознание. Сестра Лавиния смело, я бы даже
сказал – дерзко, пошла навстречу этому взрыву и
поплатилась за это, как нам известно, рассудком.
Впрочем, труды ее представляют интерес и в других
отношениях; особенно актуален для нас ее органический
экуменизм, а также неортодоксальность, сочетающаяся с
глубокой верой. Мы надеемся, что эта причудливая
смесь видений, фантомов, медитаций, простых признаний
и непритязательных наблюдений даст пищу не толко
психоаналитикам, но и послужит к лучшему самопознанию
современного человека.
Письмо сестры к издателю
Где этот монастырь – сказать пора:
Где пермские леса сплетаются с Тюрингским лесом,
Где молятся Франциску, Серафиму,
Где служат вместе ламы,будды, бесы,
Где ангел и медведь не ходят мимо,
Где вороны всех кормят и пчела,-
Он был сегодня, будет и вчера.
Каков он с виду –расскажу я тоже,
Круг огненный, змеиное кольцо,
Подвал,чердак, скалистая гора,
Корабль хлыстовский, остров Божий –
Он был сегодня, будет и вчера.
А какова была моя сестра?
Как свечка в яме. Этого довольно.
Рос волосок седой из правого плеча.
Умна, глупа – и этого довольно.
Она была как шар –моя сестра,
И по ночам в садах каталась,
Глаза сияли, губы улыбались,
Была сегодны, будет и вчера.
Собственно труды сестры Лавинии:
1. Ипподром
Слова копытами стучат. В средине дров
Расколется пылающее сердце.
Как машут крыльями, свистят
Ночные демоны, мои единоверцы.
Вот я бегу меж огненных трибун
Подстриженной лужайкой к небосклону,
И ставят зрители в сияньи и дыму,
Что упаду – один к мильону.
На черную лошадку –на лету
Она белеет и тончает,
Хрипит, скелетится, вся в пене и поту,
И Бог ее, как вечер догоняет.
2
Слышу –как душа моя дышит.
Дышит и в вас, коли не задушили,
Воздух ее иной.
В легких ее –изумрудный мох,
Голубая эфирная кровь,
Страдание мое –глубокий вдох,
А выдох ее любовь.
3.
Храм – тем больше храм,чем меньше храм он.
Помню я – церквушечка одна,
Вся замшелая,как ракушка. Ночами
В ней поет и служит тишина.
Там в проломы входят утра и закаты,
И луна лежит на алтаре,
Сад кругом дичающий косматый
Руки в окна опускает в сентябре.
Только голубь вдруг вкось
Вспорхнет из колонны,
На которой коростой свилось
Спасенье Ионы.
Пагода, собор или костел –
Это звездный, это – Божий дом,
Забредут ли волк или прохожий –
Ветер напоит его вином.
Ангел даст серебряного хлеба.
Ты, когда разрушишься,- тобой
Завладеют тоже ветер, небо,
Тишины неукротимый вой.
4.
Жизнь семерична,восьмерична,гнута,
Как венский стул, висящий под Луной.
Ты мне явился, о надрывный Будда,
Как заводской трубы осенний вой.
Ты пролетел над мерзнущим туманом,
Над рельсами куда-то в Сестрорецк,
И промокашка воздуха впитала
Тебя всего. Но это –не конец.
Ты – соль зимы. Ты –первый лед и крыша
Для снулых рыб. Они посмотрят вверх
И видят – тени на ловитву вышли,
И вижу я – что и в этих ты и в тех.
5.
Свое мучение ночное
Я назвала себе: любовь.
Мы разве знаем что другое?
Мы затвердили – страсть и кровь.
А то была другая боль,
И немота меня трясла,
И мозг от ужаса свивало,
А просто –Ангел сердце мне
Вдруг вырезал концом кинжала.
И вот оно сквозит –пролом,
И смотрит ангел милосердный –
Как чрез него хрипя, с трудом
В мир выезжает всадник бледный.
6.
Я подругу умершую видела
Всю ночь напролет во сне .
Может быть – и она меня видела
На той стороне?
Неужели мы тоже для них
Так белы, так бедны словами
И в слезах, и страшны, и милы,
Как жених в зеркалах, за свечами?
7.
Много снега пало нб сердце,
Треснул и сломался лед.
Из глубокой темной проруби
Выплыл серый Ангел-Волк.
Он захлебывался весь,
Подвывал он –мы ли, вы ли,
Обнялись мы с ним и всю,
Всю Вселенную обвыли.
Мы двойным омыли воем
Бойни,тюрьмы и больницы,
Мышку бедную в норе,
И родных умерших лица,
И старушку во дворе.
И унынье задрожало,
И печаль восколыхнулась,
И нечаянная радость
Вдруг стремительно проснулась.
Ангел серый,Анел-Волк,
Повоем на Луну,
Ты меня в седую полночь
Не оставь одну.
8.
Зачем я мучила январь?
Желтят тоски моей закаты
Его заплаканную даль.
Царапну воздух –киноварь
Сочится в мертвый день распятый.
Зачем я мучила январь?
Но и мея он мучал тоже,
Иголки каждый день втыкал
В мою истерзанную кожу
И грубой солью посыпал.
Зачем мы мучимся, январь?
9.
Так свет за облаками бьется,
Как мысль за бельмами слепого,
Так – будто кто-то рвется,льется
Через надрезанное слово,
Так херувим, сочась,толкаясь,
Чрез голоса влетает в клирос,
И человек поет, шатаясь,
Одетый в божество – на вырост.
10. Уроки Абатиссы
Мне Аббатисса задала урок –
Ей карту Рая сделать поточнее.
Я ей сказала – я не Сведенборг.
Она мне: будь смиренней и смирнее.
Всю ночь напрасно мучилась и сникла,
Пока не прилетел мой Ангел-Волк,
Он взял карандаши, бумагу,циркуль
И вспомнил на бумаге все, что мог.
Но Аббатисса мне сказала:»Спрячь.
Или сожги.Ведь я тебя просила ,
Тебе бы только ангела запрячь,
А где ж твои и зрение и сила?»
Мне Аббатисса задала урок –
Чтоб я неделю не пила, не ела,
Чтоб на себя я изнутри смотрела
Как на распятую – на раны рук и ног.
Неделю так я истово трудилась –
А было лето, ухала гроза,-
Как на ступнях вдруг язвами открылись
И на ладонях синие глаза.
Я к Аббатиссе кинулась –смотрите!
Стигматы! В голубой крови!
Она в ответ: ступай назад в обитель,
И нет в тебе ни боли, ни любви.
Мне Аббатисса задала урок –
Чтоб я умом в Ерусалим летела
На вечерю прощанья и любви –
И я помчалась, бросив на пол тело.
«Что видела ты?» –«Видела я вечер.
Все с рынка шли. В дому горели свечи.
Мужей двенадцать, кубок и ножи,
Вино на стол пролитое. В нем – муху.
Она болтала лапками, но жизнь
В ней, пьяной,меркла…»-«Ну а Спасителя?»
«Его я не видала.
Нет, врать не буду. Стоило
Глаза поднять –их будто солнцем выжигало,
Шар золотой калил. Как ни старалась –
Его не видела, почти слепой осталась».
Она мне улыбнулась –«Глазкам больно?»
И в первый раз осталась мной довольна.
11. Темная Рождественская песнь
Шли три волхва, как три свечи,
Вдоль поля, сада, огорода.
Цвела сирень, как мозг безумный,
Не пели птицы и волхвы,
А пела вещая Свобода.
Что за спиною вашей числа?
Разъем я кислотою слов –
Откуда Женское возникло,
Откуда Множественность свисла
Ветвями темных трех дубов.
Во тьме есть страшная Девица,
Всей черной кровию кипящей
Она за Богом шла и пела
И мир крутила будто перстень,
Она звалась тогда –Венера.
Но вот в пустыне родилась
Другая Дева – срок настал,
И в небеса она взвилась,-
Вся – сердца теплый сеновал.
Шли три царя, не понимали,
Куда идут и сколько дней.
И только знали – что зачали,
Что их самих родят вначале,
Но и они родят теперь.
Венера в космосе кричала,
Что Человек – он есть мужчина,
Но ей блаженное мычанье отвечало –
Что Дева,Дева – микрокосм.
Цвела сирень, как мозг безумный,
И птицы ахали крылами,
И я лечу туда и буду
Над теми, плача, петь полями –
Над зимними, где апельсинами
Лежат, измучены как пахари,
Цветные ангелы – и синюю
Мглу рвут и охами и ахами.
12. Сочельник
I
Сестра, достань из сундука
Одежду Рождества,
Где серебром по рукаву
Замерзшая трава.
Ту синюю с подбоем алым,
Сестра, достань из сундука,
Накинь Сочельнику на плечи.
Не велика ль? Не велика.
Сестра, из проруби достань,
Из вымерзшей реки
Свеченьем тронутую ткань –
Где наши сундуки.
Не коротка ль? Не коротка.
Сестра, надрай-ка бубенцы,
Звезда вращается, кротка,
Воловьим глазом иль овцы.
II
Пускай войдет Сочельник
Младенцем в пеленах,
Оленем в снежный ельник
Со свечками в глазах.
Приди,хотя бы дедом,
Проснувшимся в гробу,
А мы тебя оденем
В ночь со звездой во лбу.
13. Левиафан
Левиафан среди лесов
Лежит наказанный на суше
Средь пней, осин и комаров,
Волнуясь синей мощной тушей,-
Его я услыхала зов.
Он мне кричал через леса:
«Приди ко мне!Найди дорогу!
И в чрево мне войди. Потом
Я изрыгну тебя, ей-богу».
И я пришла. Он съел меня.
И зубы, что острей кинжала
Вверху мелькнули. Я лежала
Во тьме горящей без огня.
Как хорошо мне было там!
Я позабыла все на свете,
Что там – за кожею его –
Есть солнце и луна и ветер.
И только шептала:»Отчаль!
Брось в море свой дух раскаленный».
И он заскакал, зарычал –
«Ты лучше, ты тише Ионы»
Я позабыла кровь свою,
Все имена, и смерть, и ужас –
Уж в море плыл Левиафан
Весь в родовых потугах тужась.
О,роды были тяжкие. Несчастный!
Кровавый небо сек фонтан.
Когда я вылетела в пене красной,
Как глубоко нырнул Левиафан!
14
Зеленый цветочек
В поле звенит,
Там не шмель, не кузнечик,
Там – царь Давид.
У него есть огненная лестница –
Ровно сто и пятьдесят ступеней,
Он ее закидывает в небо
И по ней танцует на коленях,
Прямо в небо, полное икрой
Звездной,- в чрево рыбины разумной,
Ангелы, пленясь его игрой,
Свои жилы отдают на струны.
Но к утру он возвращается в цветок,
Лестница в гармошку вся уснула.
И опять он только сок, багровый сок,
И любовь царя-пчелы Саула.
15
Что делать с жизнью небольшою,
Пришитой к сердцу моему,
Что делать с этой живорослью,
Что пятится,завидев тьму?
Зачем, Творец,в меня сослали?
Уж лучше б Вы ее держали
Как прежде –кошечкой в дому.
Зачем ее Вы баловали
И часто за ухом чесали,
А после сливки отобрали
И кличку тоже – не пойму.
Она мне сердце рвет и мучит
И все по Вас,Творец, мяучит.
16
Мир меня поймал врасплох-
Я никак не ожидала
Времени, часов и –ох!-
Тихого распада жала.
(Я б не согласилась,
Ускользнула б ловко,
Я бы не вживилась,
Это – мышеловка).
Думала – все это шутка,
Я не думала всерьез
Расцветает пышно-жутко
Дерево стеклянных слез.
17. На лету
Толкнулась и полетела
С десятого этажа.
Толпа нечистых крутила
Тело для грабежа.
Один визжал:"Возьму ручонку!",
Другие жадно пили кровь.
Душа? Душа пищала тонко -
Ее тянули как морковь.
Уж не боясь мне показаться,
Они кричали :"Улюлю!"
Протягивал мне черт объятья,
Кривляясь,-мол: ловлю,ловлю!
18. Телеграмма
Телеграмму во сне получила
За подписью –„Силы.Престолы"
На бланке простом офицьяльном –
О том,что я скоро спасусь.
Я тонкою мучусь болезнью
Не первое тысячелетье –
Накожной расчесанной жизнью,
Уже не мечтая о смерти.
О Власти, Силы, Престолы,
Когда я войду в ваши хоры,
Лицо закрывая стыдливо,
Вы крылья мои отведете
Радужные, в разводах.
Я вам принесла подарок-
Смотрите, какой –под горлом
Цветок золотой, зеленый.
Я кровью его поливала,
Кормила слезами и снами,
И если слегка он заржавел,
Простите неправду мою.
19. Обрезание сердца
Значит, хочешь лт меня
Жертвы кровавой.
На, возьми –живую кровь,
Плоть,Любовь и славу.
Нет, не крайнюю плоть –
Даже если б была –это мало –
А себя заколоть
И швырнуть Тебе в небо.
Хоть совсем не голубица –
Захриплю я голубицей.
Миг еще пылает Жизнь,
Плещет, пляшет и струится.
Думала я –Ангел схватит
В миг последний лезвие,
Но Тебе желанна жертва –
Сердца алое зерно.
20. Еще урок Аббатиссы
Аббатисса вбила доску
Между Солнцем и Луною
И воздвигла поперечник
(Мы стояли и смотрели).
О, какой чернел тоскою
Этот крест на небе вечном.
Аббатисса оглянулась
И сказала мне – распнись!
«Нет, еще я не готова,
Не готова я еще,
Не совсем еще готова».
Лепетала,лепетала.
Аббатисса засмеялась:
«То-то, дети,
Как до дела – вы в кусты!
Будьте же смирней, смиренней.
Ну идите, не грешите.
Утомилась я сегодня».
И шатаясь, она в келью
Побрела. Совсем старушка!
21. Капель
Синь-дом, синь-дом –
Колокола,
Весна с трудом
Заплакала.
Печаль весны
Нагонит бес,
Но я от неба
Жду чудес.
Ведут к закланию уже
Веселого барашка,
А почка в тонкой кожуре
Трепещет как монашка.
Ах, встать с колен,
Уйти отсель.
Где мой Верлен?
Да вот –капель.
22. Воспоминание
В церковь сельскую – как умоляла!-
О пустите переночевать!
Руки сторожу целовала
(Еще очень была молодая).
Говорил мне:сойдешь там с ума,
Ты оттуда выйдешь седая.
О пустил бы!Весь ужас нездешний,
Да и здешний –проглотила б, оставшись одна,
За иконой когда б зашуршало
Или с воем качнулась стена.
Ну а так-то – по капле,по капле…
Лучше б сразу всю чашу до дна.
23. Из муравьиной кучи
На праздники мы выпили винца.
Ах,на Святой позволено немного!
И в сумрачные синие леса
Мы побрели, шатаясь, славить Бога.
Так высоко и льдисто –Серафима,
Так горячо и низко –Суламифь,
Как будто улететь могли из мира
Чрез голоса – но мы держали их.
Когда мы к горке муравьиной подошли
Вдали жилья, вдали дорог –
Вдруг Серафима навзничь повалилась,
Почти зарылась в темный их песок.
И –de profundis- так она молилась,
И так она из кучи той кричала –
«Господь наш Бог! Он жив! Он жив один!»
Оцепенели мы. Мурашки рьяно
Среди ее разметанных седин
Рассыпались, по свитку ее кожи,
Как вязь старозаветная письмен.
И будто бы они кричали тоже,
Я слышала стеклянный ровный звон.
24
Я шла к заутрене. И звезды
Хрустели тонко под ногой.
Раскачивал рассветный воздух
Колокол Луны тугой.
Во тьме моей всходило Солнце –
Горячий внутренний таран,
Как шар златой вкачусь я в церковь
И напугаю прихожан.
К заутрене я шла. Светало.
А я всех раньше рассвела.
И никого не напугала.
-Ты пожелтела? Ты больна?
25. Соблазнитель
Как ляжешь на ночь не молясь,- то вдруг
Приляжет рядом бес – как бы супруг,
На теплых,мягких,сонных нападает,
Проснешься – а рука его за шею обнимает.
И тело все дрожит, томлением светясь,
И в полусне с инкубом вступишь в связь.
Он шепчет на ухо так ласково слова:
Что плотская любовь по-своему права,
И даже я – холодный древний змей –
Блаженство ангельское обретаю в ней.
Тут просыпаешься и крестишься – в окне
Мелькнуло что-то темное к Луне.
И ты останешься лежать в оцепененьи,
Как рыба снулая – в тоске и униженьи.
26. Перед праздником
Кручу молитвенную мельницу
Весенним утром на заборе.
Как сестры весело и радостно
Толпятся у разрытых клумб,
Одаривая землю жирную
Тюльпанов наготой подвальною.
А те – буренушек священныих
На пастбище ведут украшенных
И лентами и колокольцами,
Те – моют будд водою чистою,
Водой пещерной, ледниковою,
Те –чистят кельи, пол метут-
Захлопоталась перед праздником
Вся наша сторона буддийская!
И только я одна –бездельная
И больше ни на что не годная,
Верчу молитвенную мельницу,
В цветные глядя облака.
27
Мне было восемь лет всего,
Как я впервые полюбила,-
И бабушке я говорила
(И тем ее развеселила):
Так не любил никто! Никто!
Перед иконою склонясь,
Теперь я повторяю то же:
Никто Тебя так не любил!
Никто! Никто! Ты веришь, Боже?
28
Вижу –святой отшельник
Висит над круглым пригорком,
А склоны –клевером заросли,
Клевер –смешок земли,-
Клевер –ее «хи-хи»,
Белая кашка –«ха-ха»,
Отшельник парит над ними,
Забывши и званье греха.
Он висит,скрестив тощие ноги
Над веселым пригорком, молча.
Скажи мне, отшельник,- где Будда?
Быть может, это –колокольчик?
Капустница? Иль шмель тяжелый?
Иль облако? Иль деревце?
Быть может, Будда –ты?
Быть может –я?
Быть может – я в его ладони
Щепотка разварного риса?
29
Вы ловитесь на то же, что и все:
Вино,амур,ням-ням, немного славы.
Не надо вам изысканней отравы,
Вы душу отдаете как во сне-
Так старый бес мне говорил,зевая,
И сплевывая грешных шелуху,
И за ногу меня в мешок швыряя.
30. Моя молельня
I
Чуть Сатана во мне заплачет
Иль беса тянется рука –
В кулек невидимый я прячусь,
Молюсь я Богу из кулька.
Быть может, это –пирамида
(В ней царь простерся древний,длинный),
которую ношу с собой,
из жаркой выдернув пустыни.
И вот, когда я в ней спасаюсь
(Так чтобы было незаметно),
Ее ломается верхушка,
И чье-то око многосветно
Лучами льется в рук завершье-
С одра привставши, фараон
Кричит:»Молись, мы оба грешны!»
И снова – в тяжкий полусон.
II
Свою палатку для молитвы
Я разбиваю где угодно –
В метро,в постели или в бане –
Где это Господу угодно.
Из легких ангельских ладоней
Невидимый воздвигся домик,
И пусть тогда меня кто тронет
И упадет тот, кто догонит.
III
Могу себя я сделать крошечной –
Не больше стрекозы,цикады,
И вот лечу в алтарь кулешечный
Для утешенья и отрады.
К примеру, где-нибудь в трамвае
Она колени подогнет,
Влетит в кулак мне и поет,
Его дыханьем согревая.
Шепчу, как будто руки гревши:
«Молись за нас, мы обе грешны».
31. Перемена хранителя
Мне было грустно так вчера,
От слез рукав промок,
Ночь напролет просила я:
«Приди, мой Ангел-Волк.
Слети, о серый мой, приди,
О сжалься, сделай милость,
Такая боль в моей груди,
Такая глубь открылась.
Легла я пред восходом Солнца,
Его дождаться не сумев,
Вдруг из стены, что у оконца,
Сияя, вышел Ангел-Лев.
«А где же Волк?» А он в ответ:
«Он умер,умер для тебя,
Душа твоя сменила цвет,
Сменилась вместе и судтба.
Теперь я –Лев –защитник твой!»
Прошелся вдоль стены устало,
Сверкая шкурой золотой
И угольками глазок ало
Кося.И я ему сказала:»Ох,
Брат Волк! Ведь я тебя узнала!»
«Да,-Волколев ответил мне,-
Сестра,мы изменились оба,
Друг друга поднимая вверх,
Ты как опара, я-как сдоба
И vice versa.От двух опар
До твоего,сестрица, гроба
Во что, во что ни превратимся".
Захохотав,открыл он пасти шар
Багровый (от усов озолотился).
„Расти меня. Зови! Почаще".
И скрылся в блеске восходящем.
32. Катанье на Льве
-Что вчера я ночью видела!
Может, я с ума сошла?-
Серафима говорит,-
Я в окошко посмотрела,
По двору огонь бежит.
Молния летит кругами,
В искрах страшный, золотой,
Как двойное пламя.
Я крестилась и молилась,
И глаза я протирала,
А оно кругом носилось,
Басом хохотало.
-Зря ты,зря ты испугалась,
То не страшные огни.
Это я на Льве каталась
Вдоль ограды, вдоль стены.
33. За руном
В руке зажата змейка ночи,
И сжаты челюсти мои,
Слезы дымятся паром.
Седло накину на хребет дракона,
И мы несемся с ним
За солнечной травкой –туда,
Где Солнца бушует корона.
В своей постели голубой,
Земля, ты головокружишься,
Вид серый, жалкий и больной,
Но исцелишься.
Мой перелет тебе помог,
Дай пятку из-под одеяла,
Из бороды у Солнца клок,
Я травки огненной нарвала.
34. Весенняя церковь
Печальное постное пенье
Проникло легко под ребра
И сердца лампаду
Протерло
Ладонью.
Как будто я стала сама
Мягкою белою церквью,
И толпы детей и старушек
Входили, крестясь и мигая,
Мне в чрево и кланялись сердцу,
А сердце дымящим кадилом
Качалось, так мерно качалось.
Когда же они уходили –
В буреющий снег полей
Храм под дождем опускался
И в сумерки растворялся
Замерзшим забытым ягненком,
Разорванной смятою грудой.
Печальное постное пенье
С врачебным презреньем вонзалось
Мне в сердце – и там оказалось
То же, что и у всех,-
Тьмы потоки, безмерности малость,
Бог, завернутый в черный мех.
35
Ангелов дело такое-
Им бы только плясать,
А наше дело другое –
Стариться и умирать.
Ангелы знают –кроме
Радости нет ничего,
А мы, мы разлиты в кувшины,
Как разное вроде вино.
Я знаю,Господи Боже,
Что мучусь я оттого,
Что Ты не сумел Другого
Создать из себя самого.
36
Быстрей молись – чтобы молитв
Друг к другу липли кирпичи,
Сплошь, чтобы не было зазора,
Не уставай днем и в ночи.
Чтоб вырастал большой собор
Без окон и дверей. Ни щели.
Чуть замолчишь – внутри уж вор,
Нечистые скользнуть успели.
37. Чудище
Я –город, и площадь, и рынок,
И место для тихих прогулок
Для перипатетиков-духов,
И ангельский театр и сад.
Я-город, я-крошечный город
Великой Империи. Остров
В зеленых морях винограда.
Но что так стучат барабаны?
Враги подступили. Осада!
Я-тихий, и кроткий, и круглый,
И в плане похож на гвоздику.
Но что это трубы так воют
Протяжно, несчастно и дико?
И крики я слышу –«Смолу
В котлах нагревайте!
Ройте колодцы!»
Восходит косматое солнце.
Погибнет и крепость и замок
И вся наша библиотека,
Что мы собирали от века.
Вы слышите –Демон
Соблазна стоит при вратах.
А я в это время в башне
Торчала лицом к небесам,
Сдавленная кирпичами
По рукам и ногам.
Враги приближались, влажной
И грязной блестя чешуей:
Отдайте нам чудище в башне
И более ничего!
И тут была страшная битва,
И дым, и грохот – и снова
Наш город тихий
Живет задумчивой жизнью,
Похожий с высот на гвоздику,
Империи остров великой,
И перипатетики-духи
Гуляют в прохладных аллеях,
И чуткое чудище в башне
Их слушает странные речи.
38. Экономка
Закат точильщиком склонился,
Остря блистающие вербы.
Смотрела в Солнце Экономка,
Губу прикусывая нервно.
„Сестра, мне кажется, что Солнце
Не там садится,право, право!
Оно всегда за той березой,
А нынче забирает вправо."
„И звезды учишь?" Подняла
она из пыли хворостинку
и как овечку погнала –
левее,Солнышко, скотинка!
39. Теофил
У нас в монастыре
Крещеный черт живет –
То псалтирь читает,
То цепь свою грызет.
Долго он по кельям шалил…
С Серафимой…Молод еще.
То сливками в пост блазнил,
То влепится в грудь ей клещом.
Серафима с молочной бутылкой
Вбежала ко мне:
„Смотри, говорит, поймала –
дрянь какая на дне".
А там бесенок корчится
Размером с корешок,
Стучит в стекло пчелою,
Рук не жалея,рог.
Горошинки-глезенки
С отливом адской бездны
Сверкают – ой, пустите!
Я улечу, исчезну!
„Что мы с ним делать будем,
Когда он в нашей власти?
Ты, бес, летать-то можешь?
Приучены сызмальства,-
Он тонко отвечает,-
Да вас не повезу!"
Ну, мы тут смастерили,
Накинули узду.
Поводья привязали
Из тонкой лески,
Хоть крутился, кусался,
Вытянули беса.
Серафима говорит:
„Стань побольше, будто конь!
Эх,куда бы полететь?
Ну давай, бес, на Афон".
Понеслися, полетели,
Будто молния вдали,
Да монахи им не дали
Коснуться Святой земли.
Никчемушный, непригодный
Жалкий бес!
Сам и виноват – в бутылку
Ты зачем полез?
Мы его отнесли к Аббатиссе,
Та взглянула, сказала:"Сжечь!"
Но , впрочем…. Для поученья
Можно и поберечь".
„Веруешь ли?" – спросила.
Черт затрясся, кивнул.
„Хочешь, чтоб окрестили?"
Он глубуко вздохнул.
Отнесли его в церковь,крестили,
Посадили на цепь,
Дали имя ему Теофила –
И на воду и хлеб.
Что ж, и злая нечистая сила
Тоже знает – где свет и спасенье.
И дрожит тенорок Теофила
Выше всех сестер в песнопеньи.
Кланяется, не боится креста,
Но найдет на него – и взбесится.
Пред распятьем завоет Христа
И –следи за ним – хочет повеситься.
Так он с год у нас жил и томился,
Весь скукожился и зачах,
То стенал, то прилежно молился
Напролет всю ночь при свечах.
Заболела нечистая сила,
Помер, бедный, издох.
За оградой его могила.
Где душа его? Знает Бог.
40
Я вчера псалмы читала ночью
Над покойником –фабричным счетоводом.
Было холодно. Луна светила яро,
Тени по стене перебегали,
Медленным водоворотом
Меж бровей покойника крутились.
Я читала, а читать мешала
Мне душа покойного, садилась
Прямо на страницы и шумела,
Все она ругмя ругала тело.
А покойник супился печально.
„Что же ты со мной, душою, сделал?
Ты же Будда! Ты же мог быть Буддой!
Он же Будда!"- мне она кричала.
Я ж читала твердо и крестилась.
А покойник супился печально.
„Что же ты со мной,душою сделал?
Жил как с нелюбимою женою,
Как с женой глухою и забитой.
Ну так и лежи теперь как ящик
С драгоценными камнями, с жемчугами,
Но в земле зарытый, позабытый.
Ты меня глушил вином, работой,
Болтовней и грязною любовью.
Я тебе кричала, говорила
Изо всех твоих священных точек.
Ты не слушал – вот теперь томись.
Мне, задушенной и сморщенной,- куда –
Покалеченной – куда теперь деваться?"
Так она кричала, выла, ныла,
А покойник супился печально.
Он лежал небритый, очень острый,
С белой розою бумажною в кармашке.
41. Два стихотворения о вдохновении
I
Когда я стихи говорю
В келье - в пустыню ночи
Слетается целое воинство
И образует Ухо.
Я перед ними кочет
Жертвенный.Голошу.
Мелькают бледные, подходят ближе,
Подобны торопливому ножу.
Средь них, как в облаке, себя я вижу,
Им жизнь дика, я жизнию дышу.
Им думаю – за что ж мне эта сила?
Мне, жалкой, а не светлым им?
Да потому же –что цветок из ила,
Из жертвы кровяной молитвы дым.
II
Когда белое Солнце восходит Луной
(На Луне живут Заяц и духи) –
Крови темный прибой
Подползать начинает глухо.
Пена морская тогда на губах,
Мечется ум фрегатом – совсем плох.
Где же я? В Луне? Корабле? Волнах?
Где же я? – по слогам повторяет Бог.
42
С тела жизни, с ее рожи
Соскользну –зовут. Сейчас!
Как ошметок наболевшей кожи
Под которым леденеет третий глаз.
43. Огненный урок
Мальчишки на заднем дворе развели
Живой огонь из ящиков и тряпок,
И он гудел,как сердце, и сиял-
Напрасно март в него слезами капал.
Мы с Аббатиссой мимо шли, и я
Все плакалась и хныкала и ныла
Про жалкую и к жалкому любовь,
О том, что не совсем я мир забыла.
Ей надоело. На руки меня
Схватила как беспомощную мышку
И в сердцевину жидкую огня
Швырнула.»Во дает!» – пропел мальчишка
И бросился куда-то наутек.
А я горящий приняла урок.
Мне Аббатисса говорила так:
«Терпи, терпи –миг,пустяк!
Гори,дитя, гори, старушка,
Расчесанной души
Бинтом огня перевяжи
Все язвы, зуды,
Намажься жаром,
Огня тоской».
И наконец меня оттуда
Кривою выгребла клюкой.
«Дитя, не больно? Саламандрой
Была ты в прошлом. В настоящем
Я поменяла твою кровь
На пламень легкий и кипящий».
Я стала новой,золотой,
Звенящею, странноприимной.
Огонь трещал, а мы пошли
В обитель, напевая мирно.
Я стала крепкой, золотой,
Какими идолы бывают,
Когда они вдруг забывают,
Что сами были – Бог простой.
Когда на взгорьях средь лесов
Стоят, упершись лбами низко,
Забытые вдруг из боков
Полевка прыснет с тихим писком.
44
Я читаю псалмы над самою собой,
Над ладонью, над белой рукой,
Над сплетением линий, над Волей, Судьбой.
О забудь, о забудь свое счастье и горе,
И расступится Жизни Чермное море!
На глазах у себя превращаюсь в костяк,
Сползает от пенья плоть.
О как скоро все будет пыль.
И земля и звезды – и даже Огонь
Воды не переживет.
Я оставила все –
Как моряк на утопшем своем корабле –
Деньги,паспорт, одежду,
И долго кружилась в море, держась за весло,
И не чаяла жизни уже, но теченье
К островам Блаженства несло.
45. Дитя поста
Наконец смирилась,
Наконец –умалилась.
Видно,это угодно Богу.
У себя на руках уместилась,
Отнесла в собор к порогу.
Положила на паперть дитя поста –
В лед молчанья.
В воду покаянья,
В весеннего в трещинах снега стекло.
Не в отца –слабосильно
И слезьми обильно,
В мать – провал лица,
И совсем оно –
Спуск куда-то вниз,
Где темным-темно.
Беру я как мертвец
Дар пустоты – и мир
В игольное ушко
Сочится глаз моих.
46. Игра
Стою за вратаря – а бесы бьют
Мячом соблазна – чтобы пропустила,
И,отбивая, прыгая весь день,
Лицом в траву упала –нету силы.
О тут они сбежались всей гурьбой!
И, гомоня и окружив кольцом,
С расчетом лупят сблизи – чтоб
Похлеще мне окровянить лицо.
Но не дождетесь –шеей, языком,
Глазами отобью я –чем угодно.
Я знаю –проигравшему в огонь,
А Богу победители угодны.
Тут мне на помощь выступает Лев,
Он их пронзает золотой стрелою,
Они кричат и корчатся, а он
Мне лечит раны жаркою слюною.
47. Меж „я" и „ты"
Снятся мне до сих пор светские сны,
Грешным делом –даже постом,
Вот сегодня –будто бы на бегах
Ставлю на лошадь по кличке „Потом".
О Боге я думала –где Он- бродя по двору,
Вдоль стены кирпичной, ворот
(То к дереву никла, то к нутру)
И когда он меня позовет.
Что он мне ближе отца, сестры,
Но не бренного моего ребра.
Все искала я слово –роднее,чем „ты",
И чуть-чуть чужее, чем „я".
48. Ожидание
В наше кладбище с древних дней
Ложатся святые,девицы, старухи,
Проросло камнями, на буквах –цвель,
Сирени тянутся вниз руки
Взбить эту черную постель.
Рассказывали сестры – что когда-то
Чуднуе было здесь явленье –
Все слышалось из могилы святой
По ночам –флейты,смехи и пенье.
Ну не вынесли – стали копать,
Видят –щели в гробу светятся,
Будто свет там горит внутри,
Подумали –бесы бесятся.
А великого старца домовина была,
И они его громко спросили:
„Слышишь, отче? Во имя Христа –
не обидишься?- мы б отрыли".
Доски подняли –там горит свеча,
А старец смеется, сидит,
Рубаха сотлела, сползла с плеча.
И веселый, как пьяный, на вид.
А гроб и вправду полон вина,
И его как лодку качает.
Старец весело им говорит:
„Воскресения мертвых чаю.
Уж близко,близко,заройте скорей,
Не мешайте праздновать тут.
Я слышу, слышу предпенье трубы,
И ангелы обновленье несут".
Я с тех пор – как мимо иду,
Наклонюсь, крестясь от прельщенья,-
„Отче,скоро ль?" –и слышу гул,
будто ветер из-под земли –„Мгновенье!"
49
Братец Волк! Братец Лев!
Ох, держите меня под руки –
Сейчас я буду восклицать!
Как слова ждут! Как некоторы жаждут
Окно ножом под горлом открывать.
Братец Волк!Братец Лев!
Бог как ночная рубаха
К телу прилип –
Сорочка счастливая
Вдохновенья и страха,
Сердца морской прилив.
Братец Волк!Братец Лев!
Вдохновения запой – запила.
Ноги мягкие как водоросль,
Кровь пьяна!
О запой! Да пьют – меня.
Не отличить –как слово переходит
В огонь и воздух. За спиною ждут
Так нежно –будто демон с человеком
Как близнецы сиамские живут.
50. Ворон
Старый ворон сердце мое просил
Воронятам своим отнести –
«А то закопают в землю тебя,
мне уж не выскрести».
«Злая птица,-ему отвечала я,-
ты Илью кормил и святых,
А меня ты сам готов сожрать,
Хоть, конечно, куда мне до них».
Отвечала птица:"Вымерзло все кругом.
Холодно, греться-то надо.
Я сердце снесу в ледяной свой дом,
Поклюют пусть иззябшие чада.
Не шутка – три сына и дочь…"
Я палку швырнула в него: Прочь!
Ночью проснулась от боли в груди –
О, какая боль – в сердце боль!
Спрыгнул Ворон с постели, на столик,к дверям
С клюва капает на пол кровь.
51. В бане
Вчера, вчера топили баню,
И крепко веником хлещась,
Все становилась я грязнее,
О белорозовая грязь!
Но все же, все ж таки – по контуру
Легчающих нагих телес
Двойник златой протерся, огненный
Чрез поры лавою пролез.
Кругом же банный чад парил,
Как ладан грубый,- виноваты,
Все терли бедный свой мундир,
Новили кожаные латы.
И двойника я пламенеющего
Обратно втерла руковицей,
Бросая в вечер, маем веющий,
И ржавый веник свой лысеющий,
И скользко тающее мыльце.
52
Вот праздник Поста гремит
Как воды поток.
Стала я пустой, как водосточная труба,
Как барабан.
Выбивают руки мои
На боках – песню.
Как воды поток,
Пост меня омыл –
Он сползает вниз,
Унося старую кожу.
«Постой, куда,
Человек ветхий?»
Вот уже Поста
Половина,
И я половиной чиста,
Половиной – змея,
Мелюзина.
Но надеюсь я,
Что к его концу
Стану я гола
Как из почки лист.
Обступила меня
Пустынников тьма,
Из египетских.темных,
И пригоршнями прямо в глаза, в висок,
Прямо в нежные глуби ума
Раскаленный и томный
Швыряют песок.
53
Каялась я – по шее ладони ребром
Лупила, хлыстом обвивала тело –
Много раз заходило Солнце во гневе моем,
И добра своего жалела.
Наедалась и в пост досыта
И грешила, бывало, вином.
Даже Солнце светить мне стыдится,
Иногда – как ударит лучом.
Только дождь не жалеет горючих,
На меня не жалеет слез,
И паук с презреньем паучьим
Свой домик к другим перенес.
Мнится мне – так я извратилась,-
Страшна, как непогребенный,
А гляну в зеркало –иногда
Лицо как у просветленных.
54. За работой
Мне призналась сестра-бородатая Фрося:
"Вот ты видишь, что я некрасива как грех,
Бородавка под носом – с грецкий орех,
Бороденка щетинится грубым покосом.
Даже бабушка, мать не любили меня.
И в кого я уродом таким уродилась?
Я взывала бы к Богу, молилась,
Но Богу –как ты думаешь-тоже ведь я не нужна?
Вот когда б красоту принесла и швырнула
На алтарь как овцу-
Так другое бы дело…"
Мы корзинки плели."Ты б отдохнула,-
Скоро в церковь, и прутья к концу".
Мы на службу пошли. На закате
Фиолетово церковь нежна.
Полно,полно, сестра тебе плакать,
И ты тоже Богу нужна.
Ты молись так:"Боже,Царь!
Если б дал Ты мне шелк и парчу и злато,
Я бы все принесла на алтарь,
Но ты дал мне сермяжку и жабу –
Вот я все, что могу, отдала.
Ты зачти, как вдове ее лепту….»
Отшатнулась она от меня,
Дико вскрикнула, как эпилептик:
«И сама ты не больно красива,
и не очень-то молода.
Я-то думала – ты мне подруга,
А ты жабою назвала!»
Зарыдала она, побежала
И рыдала в весенних кустах.
Я за ней –«Ах, прости! Ты прекрасна!
Ей-же-ей – на закате, в слезах!
Я завидую тебе,
Бороды твоей кресту,
Я б с тобою поменялась –
Не держусь за свое «я».
Что такое «я»? Фонтан
В океане. Бульк – и сгинул –мириады.
А мы мучимся, горим,
Будто запертые ады».
Так я долго бормотала –
Слезы вытерла она и сказала только –«Ах!».
«Я клянусь, что ты пркрасна
с лентой бороды, в слезах!
Ну прости, в последний раз!»
Колокола длинный бас.
И пошли мы с нею мирно
В церковь,что ждала уж нас,
Как купца Багдад иль Смирна.
Два стихотворения, кончающиеся словом «слепой»
55
В иноке ухватка хороша
Ловкого борца, мастерового.
Знает,потрудясь, его душа
Хитрости, приемы беса злого.
Он твердит Исусову молитву
Так, как сеют,машут до заката.
И когда уснет –душа на битву
То ж твердя, идет,сменяя брата.
Четки приросли к его рукам,
Свечи зажигаются от взгляда,
На псалом плечом –как на таран
Он наляжет,бьет в ворота ада.
Бденьями,постом смирилось тело,
Служит ,тихое, как леснику топор,
Как крутящий жернова по кругу
Кроткий мул – двужильный и слепой.
56. Прощанье со Львом
Сказала я Льву, что метался по клетке
моей:
«И так мы ,люди, как звери,
Не хочу я помощи дикой твоей!
Пусть Ангел станет при двери».
«Ах так! –Лев сказал.-Пожалеешь еще.
Когда позовешь – приду ли!»
И, взрыкнув, когтями стуча,ушел,
А я , поплакав, уснула.
С тех пор мой Хранитель невидим мне.
Спрошу – да где ж он? Да вон где!
Как облако - на плече, на стене,
Как солнце сквозь веки в полдень.
Однажды во сне сказал:" Это я ".
Узнала- зерно,души водопой,
Тот, к кому я прильну в мраке небытия
Иероглифом кости слепой.
57. Частушка
Проглоти, душа, молитву.
Выучи - чтоб твердо знать,
Чтобы мне – как свет покину –
Сразу же ее сказать.
58
Выгоняли меня –говорили –иди!
Спасайся, сестра, где знаешь,
А нас ты, сестра, ужасаешь.
Разве вы петуха прогоняли,
Как , хрипя, по ночам орал?
Разве вы звезду уносили –
Когда луч ее страшно дрожал?
Как же я отсель уйду?
Я поволоку с собою,
Как ядро на ноге,
Как сурка на плече,
И лису под рубахой –
Монастырь весь.
Уйду – за мной по горам и долинам
Монастырь ваш на цепи поволочится,
А трястись весь тяжкий путь мой длинный
Сладко ли вам будет в нем, сестрицы?
Лягу в поле спать-
Под голову положу –
Хорошо ли вам будет на голой земле?
Нравится мне только два,
Только два жития мне привычны,
Схожие между собою весьма,-
Иноческое и птичье.
59
Стою ли на молитве или сплю –
Лукавый – он не дремлет – он бессонный.
И шепчет про забытую любовь –
Без имени, без облика, а вспомню.
Как будто бы меж ребер втиснут гроб –
Такой,что он и виден только в лупу,
А в нем – нагая жирная любовь
В твоих ботинках, с бородою глупой.
Чуть пошевелится любовь – я вниз
За плечи уложу покойницу уныло –
Лежи,лежи! Ты у меня проснись!
Ты – синяя, ты вся давно остыла.
60. Звезда в окне
Звезда, волнуясь, перешла
За крестовину переплета –
Как будто вынесла волна
Вверх колокольчик перемета.
Вся в каплях темной -ой!- воды,
Из забытья, из древней бездны,
За переплетом умерла,
В стекле неровном ты воскресла.
Звеня, лепечет мне: « Вонми-
Совсем не страшно, ты не бойся,
В колодце вечности умойся
И голову приподними».
61. Старица
Задумавшись, иголку проглотила
Я в супе. Может,Солнца лучик?
А может, просто волос поварихи?
Но что-то колет изнутри и мучит.
Я не заметила – а вдруг игла простая,
Нагая, острая – а вдруг? О ужас!
О старица врачебная златая!
К ней в келью я скорей метнулась.
Пахнет
В келье ее святой
Дустом, ладаном
И весной.
Она спала и тяжко простонала,
Должно, гоядущее влилось ей в сон,
И руку выпростала из-под одеяла,
Что не истлеет до конца времен.
Она проснулась вдруг и просияла,
Меня увидев,- будто с вестью ангел
Пред ней стоял. Мне стыдно стало.
Она мне меду наскребла из банки.
Заговорила как судья и грешник,
Как оксфордский профессор(Оксфорд –там,
Где тривиум преподают
Скользящим в небе школярам),
Как хоровод детей пророчущих, блаженных,
И голова кружилась – я ушла,
Поцеловав ей руку. Говорила
Мне вслед она: в обрезанное сердце льется
Жизнь,
Любовь и дух и царствие и сила,
А что-то колет –плюнь и веселись.
Ну я и плюнула – у ног лежала
Игла, светясь мертво и ало,
И с нею в лес я, к змейкам, побежала:
«Где нищая? Я подарю ей жало».
62. Без вдохновенья и труда
Без вдохновенья и труда –
А просто- жилы развязала,
Веселой рыбой в неводах
Я на хвосте,хвосте плясала.
Вода – фонтаном из ума,
И пролилась – в дрожащий ум,
Я в ней плясала до утра
Среди двора – ни чувств, ни дум.
Живая, страстно-ледяная
Вода – из глаз и из ушей,
И изо рта – как бы из бездны,
Сейчас поднимет Божье имя
Со дна глубокого морей –
Все закружится и исчезнет.
63. Кошка
Пред пышною болезнью лета,
Пред тем, как зеленеть,- бывает
Такая ночь –все замирает.
Земля как будто зажигает
Фитиль расцвета – а сама,
Зажмуриваясь,отбегает.
Всю ночь визжала под окошком
Надсадно Мурка, наша кошка,
Хоть я ее увещевала-
Она мешала и орала.
«Зачем кричишь так страстно,низко?
Уймись!
Ты монастырская же киска –
Молись!»
В нее и камнями швыряли,
А все орет как одалиска,
Как будто валерьянку в миску
Ей подмешали.
Как будто помыслы греховные,
Когда мы рыбу ей ломали,
Скользнули с пальцев и упали
В ее доверчивую пасть.
64. Последние минуты Страстной
Страстная идет по ступеням тяжелым,
По каменным – в человечий рост,
И вдруг исчезает она – под гуденье
Разбивчатое – у звезд.
Быть может, и дальше идет – не видно.
Обидно. Но глаз мой плох.
Монашкой закутанной шла – на вершине
Все скинула – видно, что Бог.
65. Сестра-яблоня
Кипарис в Гефсиманском саду
Не так печален, как ты,
Сестра моя бедная, Яблоня.
Белея средь темноты,
Как в пост ты худеешь. Сушеешь,
Как ветки крестами ломаешь,
Не раньше ты лист выпускаешь,
Как звякнет высуко – воскрес.
Мы долго с нею стояли,
Вздыхали и громко молчали,
Так громко –как будто стучали
Внутри сторожа в колотушки.
Поправила я ей солому,
Погладила ствол и пошла,
Псалмы распевая,
Не вдруг понимая –
Что вижу рассеянным зреньем,
Что рядом кто-то идет.
Смотрю –
Это яблоня рядом
С усилием скачет на ножке
На белой и длинной, и плачет.
«Увидят!Нельзя!Обидят!
Пойдем, я тебя провожу».
И тихим покорным животным
Она поспешила обратно,
На руку мою опираясь,
На место свое у ограды
И прыгнула крашеной ножкой
В замерзшую темную лунку.
Поправила сбитые ветки
Я ей, корешки утеплила,
Шепнула:»Не делай так больше.
Обидят». Она мне кивнула.
Блаженная!Замерзшая! Не век же так!
Ты скоро расцветешь цветами мягкими,
Где крестик золотой внутри качается.
66. О ней же
Я ей просфоры приношу,
На ветку вешая, а утром
Уже я их не нахожу –
Должно быть, птицы их уносят.
Стоит – как будто на бегу,
Стоит, чудесная,в снегу –
Смоковницы ли антипод?
Раз в Рождество в мороз пришла
Я к ней, вдруг –стук!-
Упало что-то на клобук –
Зеленый тонкокожий плод.
67. Дурачок
Привезли убогого –
Излечить в монастырь,
Чтоб от жизни промоленной, строгой
Сошла его дурь.
Будто свечки втыкает в плечи –
Так он крестится, дурачок,
И из глаз его синие реки
К Богородице наискосок,
Он ей шепчет тихие речи
Все бочком, как побитый щенок.
Будто Бог его манит –он билже,
Вот, шатаясь. Встал на порог
Дома царского.»Благослови же!»
«Дурка,дурка,ведь то ж дурачок»
68. Далекие старцы
Вот я лежу на дне колодца
Самоиграющею лютней-
Святые, видите меня,
Вы на горах своих лиловых?
И шопотом, но бестелесным,
И световым таким шуршаньем
Они мне отвечают:»Видим
Чрез шар летающий хрустальный
И даже иногда играем
На струнах мы твоих
Иной раз».
69
Дни перед Пасхой, дни Поста
Гармошкой со-разводятся,
То становлюсь я как черта,
То все во мне расходится.
Вот-вот совсем я растворюсь,
Заброшусь в неба чан тряпицей,
И облаками разбегусь,
И клювом размешают птицы.
70
Прости,Господь – Ты был Фазан,
А я – охотник, стынущий в тумане.
Он слышит голос, щупает колчан
И сам себя нашел в колчане.
И выстрелил. Лечу так высоко,
Стрелой звенящею зеленою, как птица –
О если б мимо! Если б в молоко!
Сломаться бы! О уклониться!
Но вот – Фазан, охотник и стрела
Стремительно меняются местами.
О встречи миг –когда она вопьется –
Все закричит, все разобьется,
Исчезнет все под небесами,
И сами небеса, и сами.
71. Ночь на Великую Субботу
В поварне красят яйца
И молчат,
Я краски разотру
И выйду в сад –
Мне руки черными
От краски показались.
Как тонок иней на земле,
Деревья сжались.
Глядит в сторонке Марс,
Забравшись на насест,-
К утру все звезды
Станцевались в крест.
Затихло все – от ангелов
До малых сих,
И даже мира Князь
Я чувствую, затих.
Две тыщи лет назад
Он ранен был,
Как треснул ад-
Он так вопил,
И мечется – ведь раны злее
С годами, злоба тяжелее.
Сегодня же и он уполз,
И грех примерз.
Весна. Мороз.
От тихости и скорби
Этих мест
К утру все звезды
Станцевались в крест.
72. Воскрешение апостолом Петром Тавифы
и попытка подражания.
-Ты, Петр, слышал?
Тавифа наша умерла.
Так хорошо она пряла,
И вот –не дышит.
Она – как точка, девы- крэгом,
И Петр среди ее подруг
Глядит на корни своих рук
С испугом.
Он сомневался:
Природы чин! Я не могу!
А огненный язык в мозгу
Лизался.
„Ты можешь!" –Сила распевала,-
Ну в первый и последний раз!"
Он поднял руки и потряс,
С них Жизнь упала.
Как пред рассветом неба склянь,
Он белый был, как после тифа,
Он прокричал:"Тавифа,встань!
О встань, Тавифа!"
„Тавифа,встань",-он прошептал.
О благодати холод,милость!
По векам трепет пробежал,
Глаза испуганно открылись.
И дева вновь живет. Жива.
Но уж она не вышивала,
И никого не узнавала,
И улыбалась на слова.
Ее слезами моют,жгут
И нежно гладят. Все без толку.
Такие долго не живут.
Да ведь и Лазарь жил недолго.
… Я это видела в мечтаньи
В дали отчетливо-туманной,
Когда на службе мы стояли.
Покойника мы отпевали.
Скаталось время в дымный шар,
В шар фимиамный.
И в дерзновеньи и пыланьи
К покойнику я подошла,
Руками я над ним трясла,
Ему крича:"О встань!О!"
Тень пробежала по глазам,
И кончик уса задрожал,
Но он не захотел. Он сам!
И, потемнев еще, лежал.
„Сошла с ума! Вон,вон скорей!
Сошла с ума! Мешает пенью!"
И вытолкали из дверей.
Что ж, хорошо – оно к смиренью.
Он сам не захотел! Он сам.
Он дернулся, как от иголки.
И вытянулся – лучше там.
Из света в тьму? И ненадолго?
73. В трапезной
Тень от графина с морсом. Скатерть
Краснеет веще. Пейте. Ешьте.
Когда уж надобно заплакать,
То и чик-чик скворца зловеще.
И мясо черной виноградинки
Как сонный глаз, как в детстве Жизнь,
А я и ягодки не съела,
И жизнь видением чужим
Смотрела.
Что-то есть не хочется,
А уж тем более под пенье.
Я хлеб крошу и вспоминаю
Свои протекшие рожденья.
Не дай Бог птицей –свист крыла
Как вспомню и ночевку на волне,
Боль в клюве и как кровь текла
Скачками. Птичьего не надо мне!
Была я пастором и магом,
Мундир носила разных армий,
Цыганкой…Больше и не надо!
Сотлела нить на бусах Кармы.
74
О небо!Небо!Грустно мне!
И вот ты вынесло, умильное,
И выставилона окне
Все серебро свое фамильное.
Денницу я и Веспер знаю,
Блеск летний, зимний мне знаком,
Кассиопея на сарае
Присела крупным мотыльком.
Но за крыло ее магнитом
Потянет в подземелья тьму.
Как умирают деловито,
Ложась к народу своему!
А хорошо ль прилечь к народу
И с кровью тесною смесить
Свою просторную свободу,
Блаженство с Богом говорить?
Я книгу Жизни прочитала,
Касаясь кожаных доспехов,
Но я могу начать сначала
Внимательней,теперь не к спеху.
Как Книгу книг раввин читал
В местечке Богом позабытом,
Со свечки не снимая гарь,
И каждый знак пред ним сиял
И как подъем, и как провал,
Как ангел,цифра, храм разбитый
И как вертящийся фонарь.
75. Воспитание тихих глаз
О монастырские глаза!
Как будто в них еще глаза,
А там еще,еще… И за
Последними стоят леса
И на краю лесов – огни.
Сожжешь платочек, подыми.
Они горят и не мигают,
Они как будто составляют
Бок треугольника. Вершина
Уходит в негасиму печь,
Там учатся томить и жечь.
Окатные каменья вроде,
От слезной ясные воды.
В саду очес, в павлиньем загороде
Они созрели, как плоды.
76. Сатори
Не было предчувствия
И памяти не будет.
Пришлое –птицам,
Будущее- стрекозам.
Пятница. Солнце. Дождь.
Леса, сияя, мылись,
И под дождем собор процвел -
Глазами,крыльями
Все стены вдруг покрылись.
Никто не увидал-все от дождя укрылись.
О сестры! Духи!
С туманом я играю!
Духи! Мне весело,
Я умираю.
Душа моя – ты стала чашей,
В которую бросает нищий,
Слепой,живущий при кладбище,
Пятак и дождь и фантики пустые,
Обломки солнца золотые-
Объедки херувимской пищи.
77. Медведь
Я хозяйка себе
(А не плоть, а не персть).
Вот вскопала себя
И посеяла шерсть.
Вся от глаз до пят
Мехом поросла
Густым и мокро-волокнистым,
В каждой волосинке – ость.
Дай мне знак!
О, теперь я заставлю Тебя!
Медведь! Страшный гость.
Вот я небом мчусь,
Реву, ищу.
Глазки медные смотрят внимательно.
О, теперь я найду.Я дождусь
От Тебя – хоть рогатины.
78. Кормление птиц
С тарелки блеклой оловянной
Я птиц кормила за оградой
В сосновом преющем лесу.
Печаль! –о, вдруг
Меня печаль пронзила,
Когда тарелку подносила
К несытым тяжким небесам,
Как будто край этой тарелки,
Полуобломанной и мелкой,
Вонзился в грудь мне
И разрезал,
И обнажил
Мою оставленность Тобою –
Всю,всю.
(А пятки пели и стучали
И тихо землю колотили –
Вот на тебе! Вот на тебе!).
О Боже, я тебе служу
Который век, который лик.
Кричу, шепчу – не отзвался
На писк, на шепот и на крик.
О, на кого меня оставил?
Мне холодно! Я зябну!Стыну!
На красноглазой злой земле –
Зиянье я , провал, пустыня.
А пятки землю отшвырнули
И полетела к облакам
Я вдруг с тарелкою протянутой,
С кусочком черствым кулича.
Мелькнула птицею в пруду…
Щетина леса, ноготь крыши –
Чрез облака и дальше, выше,
Куда-то к Божьему гнезду.
79. Скит
Куда вы, сестры,тащите меня?
Да еще за руки и за ноги?
Ну пусть я напилась…была пьяна…
Пустите!Слышите! О Боже,помоги!
Но раскачали и швырнули в ров,
Калитка взвизгнула и заперлась,
И тихо все. Я слизывала кровь
С ладони и скулила – грязь
Со мной стонала,пузырилась ночь,спекаясь,
Шуршали травы.
Лежала я ,в корягу превращаясь,
Господь мой Бог совсем меня оставил.
Мхом покрываясь, куталась в лопух.
Вдруг слышу я шаги, звериный дух,
И хриплый голос рядом говорит:
„Раз выгнали, пойдем поставим скит".
„Ох, это ты! Ты,огненный, родной!
Меня не бросил ты, хмельную дуру!"
Мы в глухомань ушли, где бьется ключ,
Лев лес валил и точас его шкурил.
Мы за три дня избенку возвели
И церковь –полый крест, как мне,-
приснилось-
В мой рост и для меня, чтоб я вошла,
Раскинув руки в ней молилась.
Пока работали – к нам приходил медведь,
Простой медведь,таинственный, как сонмы
Ночных светил,-
И меду мутного на землю положил,
Он робкий был и так глядел – спросонья.
Лев мне принес иконы,свечек, соли,
Поцеловались на прощанье мы,
Он мне сказал:"Коль будет Божья воля,
Я ворочусь среди зимы".
Встаю я с Солнцем и водицу пью,
И с птицами пою Франциску,Деве,
И в темный полый Крест встаю,
Как ворот,запахнувши двери.
Текут века – я их забыла
И проросла травой-осокой,
Живой и вставшею могилой
Лечу пред Богом одиноко.
1984
|