Елена Шварц
Ранние стихотворения. 1962—1965
публикация
Кирилла Козырева
Дневники
публикация
Кирилла Козырева
Надгробная надпись императора Адриана
Девочка со ста сорока восемью родинками
повесть (1961)
публикация
Кирилла Козырева
Беседа Елены Шварц
с Антоном Нестеровым (1999 г.)
Стихи
Самые последние стихи
Последние стихи
Последняя подборка
17.12.2006
Стихи 2006
Трость скорописца.
(Стихи 2002-04)
Монахиня Лавиния
Кинфия
Арно Царт
Желания
Хомо Мусагет
О стихах
Русская поэзия
как hortus clausus:
случай Леонида Аронзона
Запись из дневника
1966 года
Земная плерома
Космическая
физиология
Родом из Рая
Слепая пчела
Происхождение
Арно Царта.
Из "Воспоминаний
Арно Царта,
вымышленного поэта"
|
 |
|
|
Елена Шварц
Стихи
Похороны рифмы
Мне рифму жаль. А как она была
Услужлива, пророчлива, мила!
Болела долго, умерла.
Гуляя во измайловских дворах
Я будто бы брела у ней на схоронах.
Немногие ее, бедняжку, проводили,
Волос не рвали. Не вопили.
Но вдруг она воспряла. Сразу
Открылись медленно ее четыре глаза.
Но жизнью просиял один лишь только глаз:
— Отец мой Ритм, он не оставит вас.
И отвернулась вся в слезах.
Скисал октябрь в измайловских садах.
Сегодня небеса как светлое болото,
В котором утонуть не страшно отчего-то.
В саду таится деревянный театр,
В котором призраки танцует па-де-катр.
К стене приклеены две горбоносых маски
Глядящих весело на струпья старой краски
Светло-сиреневой. А за стеною зал,
Где запустенье правит бал.
Он мой двойник, подобна я театру
В котором призраки твердят все ту же мантру.
Какое светлое болото это небо!
Ах, к рифме так привязчива потреба.
Хотя она, как мнится, устарела.
Но говорила, что сама хотела.
Ее подбрасывал как карту Аполлон,
Но вот поэзия истаяла как сон.
Зажигалка прозябла нежным синим листком,
Будто с древа упал, напоенного светлым огнем.
Жизнь завершается, чужда и бестелесна,
Каким-то вокруг эго ходом крестным.
Как обруч катится над бездной
Гонима хворостиною небесной.
Утро, переходящее в вечер
1
Как велика, честна моя награда!
Едва проснусь — вскочив из-под простынь,
Мне лапку церемонно, величаво
Мой подает японский хин.
И пожимаю лапу в полусне я.
И думаю: не надо мне (пьянея)
Ни свежих на подушку роз,
Ни сливок от дворцовых коз.
Мой утренний levee пышнее,
Чем твой убогий, о Луи Каторз!
2
Едва проснусь — а сумерки настали,
И потемневших улиц снегопад
Мне обещает легкое забвенье,
Как опиум, мне дарит в утешенье
Толпы многоочитой мельтешенье,
Глотающей бензинный чад.
Бреду сквозь жалостный туман
С японцем махоньким на поводке,
Как будто бы я — длинный караван,
Следов не оставляющий в песке.
* * *
Поэзия в гробу стеклянном
Лежит и ждет,
Когда услышит она снова
Неровные шаги.
Когда к ее ланитам нежным
В слезах прильнет
Отчаянно, самозабвенно
Какой-нибудь урод.
(Поскольку монстры и уроды — ее народ),
И воспаленными губами
Она поет.
Напрасно к ней спешит безумный,
К ней опоздавший человек,
Но в инистом гробу нетленна
И беспробудная навек.
В груди ее подгнил
Миндаль надкусанный утешный,
Который так манил
Святых, и нелюдей, и грешных.
Сияют ледяные веки,
Примерзнуть бы к тебе навеки!
К тебе навеки я примерзла,
И спим — уже на свете поздно.
Кофе Г-а
Зерном среди зерен толкаясь,
В воронку мельницы плыть,
Чтобы твердую свою твердость
И черный свой блеск избыть.
Узнает ли меня мой ангел
В измолотой во прах муке?
И мечется песок, стеная —
Мельчась, дробясь в слепой тоске.
И всех вас сварят, подадут…
Ужель, душа, к тому тружусь,
Чтоб в этом горестном напитке
Чуть-чуть, но изменился вкус?
Жалоба римлянина
«Чем виноват соловей — что в эпоху лесного пожара
Довелось ему сгинуть в огне?
Страшно ему,
В час последний
Глаза закрывая,
Видеть, как свитки родимых деревьев
В пепел сухой обратились —
Будто и не было вовсе.
Гибель родного всего.
Варваров новых язык —
Вот до чего суждено
Было судьбою дожить.
Разве мне жаль было б жалкое тело покинуть,
Если б душа моя в свитках родимых жила?»
С жалобой этою римской свою я свивала
Сидя в развалинах римских в слезах:
В городе сняли трамвай,
Не на чем в рай укатиться
Гнусным жиром богатства
Измазали стены.
Новый Аларих ведет войско джипов своих.
Седою бедною мышкой
Искусство в норку забилось,
Быстро поэзия сдохла
Будто и не жила.
Римлянин, плач твой напрасен —
Через века возродится многое, пусть изменясь.
Ныне ж все кажется мне безвозвратным,
Столь безнадежным, что лучше
Хрупкий стеклянный поэзии город
Грубо о землю разбить.
|
