Выпуск сорок девятый от 17 августа 2012 г.
Валерий Шубинский (Петербург)
КРАСНОСЕЛЬСКОЕ ШОССЕ
Кто это, где это? В лунном сиянии...
Алексей Порвин (Петербург)
ПЕТЕРГОФ
Владимир Беляев (Пушкин)
сам я понял или научили старшие...
Поезд уходит, и все говорят - вот бы и мне так...
Валерий Шубинский
Красносельское шоссе
1
Серых ветел оседающие талии.
Лес и ветер и так далее.
Постный ломоть новенькой луны.
К десяти тупеющее зрение.
Например, непонимание, презрение.
Цокот тишины.
2
С пустырей, еще пустеющих,
веет. Пожилые, те еще
цверги роются в траве.
Над махиной заржавелою,
над листвой зелено-белою
воет воздух, веет ве…
3
Веселы леса садовые,
то пивные, то медовые
там, за рвом.
Это птицы специальные
звуки издают спиральные
твердым ртом.
4
Прапорщики пузатые,
прапорщицы усатые,
дети их острозадые.
Эмбрионы эфирные,
тучи пепельно-жирные,
небеса волосатые.
5
Как-то воздух извивается,
словно где-нибудь взрывается
самолет.
А потом - удар, полученный
сквозь его излучины
в булькающий рот.
6
Магазин, стакан томатного,
матового, ароматного,
с солью или без.
Кровь простая, безуханная,
кровь без раны, кто-то с раною,
с болью или без.
* * *
Кто это, где это? В лунномсиянии
ездят на лодках, ходят пешком.
(Тучки небесные родом из Дании
сизым присыпаны порошком.)
Или скрипят по периметру скверика
восемь скамеек на ржавых цепях.
(Щелканье жестких лучей и истерика
ветра, который ничем не пропах).
Родом из Дании, родом из пения,
родом из Фуле, из дали, со дна.
(В полночь заканчивается шипение
ветра – и схлопывается луна)
Но до утра выдыхают на столиках
блюдца, и звери волшебных кровей
ходят на лодках, ездят на роликах
в люминисцентной пыли до бровей.
Алексей Порвин
ПЕТЕРГОФ
Листвы петельчатые тени
обступили лицо – и молчат:
тленье встало над садами,
зубчатое как дальняя стена.
Не станем этими тенями,
отметём обесцвеченный хор;
нами что иное будет –
узор на здешней радужной волне?
(Вода умеет рыть подкопы,
выбираться из всякой беды:
тропы этого покоя
чисты от предосенней полумглы).
Кто через стену перелезет?
Растревожен, как ласточкин крик,
лепет – навсегда тенистый –
безлик в своём желании спастись.
* * *
На привалочной высоте
привлекись озерами:
мелкие твари в мокротe –
телами шуршат бесперыми.
Не спеши негодность обресть
световых источников:
разве напрасно, слыша весть,
жужжащих нашли лоточников?
На прилавочном валуне
вечно много зaвали:
лyны в затишном полусне
в ошметках весь век проплавали…
Не останутся берега
кaпельными рынками,
наша дорога далека –
затарься, душа, подкрылками.
Владимир Беляев
* * *
сам я понял или научили старшие -
как дышать в молитвенное стекло.
а другие ходят сильно нараспашку
и дышат тяжело.
сам я помню. что такое? ничего не помню.
пол скрипит, начертываются круги.
или как поочередно открывают окна
дети - я которым - выйди помоги.
здравствуйте, которые, - собирайтесь в поле, -
не на кого будет посмотреть.
помолчим у двери, дверь оставим в поле,
как записочку на смерть.
а вернутся праздники, воскресенье птичье -
так отдаст ключи земля жива.
я на этот случай говорю потише -
то, что не слова.
* * *
Мише
Поезд уходит, и все говорят - вот бы и мне так.
Пару монеток хотя бы из-под его колеса.
Слишком глаза горят, - подбрось еще веток.
Горят глаза, уводят своих в леса.
Топче становится, - зла на вас не хватает.
Что ж не быть дорогому поближе к дому, -
так глаза говорят и думают, что светает.
А только гул перекатывается по краю.
То - молоточек-обходчик стучит по рельсу,
то - поезд-змей выныривает из болота.
Забирай, говорю ему, якова да федота,
а Миша сильный, Миша не понадеется.
Где ни проснется - в сиянии над обрывом,
у костерка под платформой, что мы растили, -
вспомнит себя в мелькании сиротливом.
Знает свое, - куда глаза не пустили.
|
